СЛОВОКОНСТРУКЦИИ СВОБОДНОЕ ИНДИВИДУАЛЬНОЕ ТВОРЧЕСТВО

КОГДА ПЕРВОБЫТНЫЙ ЧЕЛОВЕК ОТЛОЖИЛ В СТОРОНУ ОХОТНИЧЬЮ ДУБИНКУ И ИЗОБРАЗИЛ НА КАМНЕ ОБЪЕКТ ОХОТЫ, ОН ОБОЗНАЧИЛ СМЫСЛ СВОЕГО И НАШЕГО С ВАМИ СУЩЕСТВОВАНИЯ - ОТРАЖАТЬ МИР! СЕГОДНЯ У ВАС В РАСПОРЯЖЕНИИ ИТ И ВЕСЬ МИР* ПИШИТЕ, ТВОРИТЕ, РАССЫЛАЙТЕ!

 

Я – бедный. Но я состоятельный бедный. Бедность как старость приходит, не спросясь. Главное – не свалиться в нищету. Необходимо соблюдать некоторую осторожность, избегать дурных привычек. А это совсем не трудно. Мы живём в расслоённом (точнее в расслоившемся) мире. В нашей России семеро из 10 считают себя бедными. Это и нормально, и странно. Богатыми же признают себя лишь 5% населения. Найдётся ещё столько же «тайных Кореек».

 

333

ПРО КУРИНЫЕ СТРАСТИ

(часть 1)

Мир птиц сопровождал меня всю жизнь. Даже сегодня он мне не безразличен. Первыми моими «знакомыми» стали разумеется самые обыкновенные домашние куры. Меня поражало и «чудо снесённого яйца» и то, как «мышка бежала. xвостиком махнула, яичко упало и разбилось»

(какая детская досада!). Не забыть мне и ту знакомую куру-«нон-комформистку», что тайно и скрытно от чужого глаза неслась где-то среди огородных кустов. Чудо случалось тогда, когда она как ни в чём не бывало явилась ко двору в сопровождении отчаянно пичащего многочисленного потомства. Это зрелище отрицало наши мстительные мечтания о курином обеде с клётсками.

С подрастающим куриным потомством я соприкоснулся в сельце Приветнинское, что под Зеленогорском в наших краях. Тогда в совхозе все дачники брали птицу (цыплят) на откорм, чтобы самим впоследствии закусить курятиной. Взяли и мы. Более бездарного занятия чем кормление 2-х - 5-ти недельных цыплят я не знаю. Они (цыпы) были готовы клевать всё, что бы не дали, и в любых количествах. Они были ненасытны. Я без устали таскал корм ото всюду – птица поглощала всё, я носил необмолоченные колоски с поля – они ловко выклёвывали незрелые зерна. Вскоре мы сами стали приголодывать. Всё отдавалось им. Мы простились со сбором лесных грибов и ягод – было не до этого. Надо было кормить-растить птицу. Избавление от несчастья принесли плохие люди: ночью воры выкрали весь наш выводок! Тогда-то я и понял, зачем люди на дачу ездят.

Ещё один раз я встретился с этим птичьим племенем, когда работал в ЛГУ, в лаболатории химии белка. Там некоторые учёные и практиканты истово изучали ДНК мозга. В группу, возгавляемую старой и поднаторевшей научницей Рахилью Браун, входили аспирантка Валя Гончарова, пара студентов и китаец Хао-Дцы. Ребята были не промах и в качестве объекта своих исследований выбрали кур. Это было гениальное решение. Без дураков. Если научная затея с ДНК из мозга, то бишь из головы птицы проваливалась, в ход шли другие части тела невинно убиенного животного. Здесь всем верховодил китаец Дзы. Приежавший в СССР на учёбу из южных провинций Китая он артистически справлялся с возложенными на него ненаучными обязанностями. Мастерски отделив содержащую ДНК голову птицы от тела, он далее полностью сосредотачивался на тушке. Опытный куриный киллер китаец брал птичье тело в обе руки и, громко ёкнув, производил какое-то резкое и неуловимое движение. В результате этих манипуляций по его правую руку оказывалась «раздетая» куриная тушка, а по левую – её последний перьевой наряд. Цены не было нашему китайцу!

Порой интерес нашей Рахили к изучению ДНК кур резко усиливался и лаборатория оглашалась громким кудахтаньем будущих жертв науки. В такие дни наш Хау-Дзы работал не покладая рук. Ничто куриное не пропадало. Кто-то специализировал на приготовлении куриного жаркого «на банке», кто-то готовил божественное грузинское сациви. Безработных не было. Всяк был горазд на шермачка.

Процесс гастрономической утилизации средств научного познания был обычен и везде принят. Ели все и всё. Пожирали по месту службы и принеся домой. Кормились сами и кормили домашних.

Такая лабораторная «дичь» как куры и кролики, как рыбы и потроха с боен, а также прочее съестное (фрукты-овощи, грибы и другое) подлежала строгому учёту и распределению строго “по чину”. Как спирт. Как премии. Как жильё. В первых рядах получателей курятины была белково-лабораторная “знать” во главе с молодым Альфредычем. Но шибко молодых до свободного куроедства не допускали. Таким птица доставалась только “по заслугам”. Говорят, что таким птица доставалась только “по заслугам”. От хорошей, парной птички и высшее начальство никогда не отказывалось.

Каждая лаборатория питалась своими объектами. Если на «химии белка предпочтение отдавали курятине, то на энзимологии в большой чести была крольчатина – ценный диетический продукт. Добыча его была поддержана соответствующей научной тематикой («Белая кровь»), своим кругом адептов и своим кругом едоков. Была отработана удобная техника «тушкоподготовки». Всё шло как по маслу: творились диссертации, тучнели диссертанты. Но настоящих высот мастерства достигли в «общей биохимии», где успешно «изучали» марокканские апельсины.

По честному употребряли птичье мясо как мне известно в АН СССР. Однажды я прочёл в институте ХИМИИ БЕЛКА в Пущино-на-Оке следующее объявление: «Куриный заказ получат только руководители тем, сдавшие научные отчёты». Я порадовался за счастливцев и посочувствовал тем, кто ничего не получит. Ведь в те годы «ножки Буша» ещё не изобрели.

На основании всего увиденного я и заключил, что при совке курятина служила мощным стимулом развития советской науки.

Видя иногда как старательно и истово старые женщины кормят любых птиц и зверей (воробьёв, голубей, ворон, уток и др), я невольно приписал этому большое психолого-социальное значение. «Не съесть самому и не выбросить, а покормить» - вот в чём секрет мудрости жизни и экологического миропонимания. Этот совет у нас часто просто виснет в воздухе, не находя нигде приюта. Бесконечная тема, осознаваемая далеко не всеми и только с годами!

Нжо не будем так далеко уходить от «куриной темы». С ней (с Алимой Петрововной Лебедевой) я был знаком с 1944 года, когда поселился в большой коммуналке на Петроградской стороне в Питере. Прошли годы и наша последняя (увы, уже виртуальная) встреча состоялась пару лет тому назад. «Что, где, как , почему???» Я узнал, что почти 100-няя дама – одинока, но благополучна «Мне в жизни помогают друзья» – говорила она. «Кто они?» – спросил я. Её ответ ошарашил меня. «А это Ряба и Барсик»(курица и кошчёнка) – было ответом.

Летом вся компания двигалась на дачу в Пери, что у Кавголово. Это была тёплая компания борцов за существование. Вместе они не только жили, но все вместе наслаждались, пили жизнь! Нетрудно представить их в движении. На маленькую тележку грузись скарб, рассада и клетка с Рябой. Алима Петровна впряглась и процессия, сопровождаемая отчаянно мяукающей кошкой. медленно двигась вперёд. Девизом был слоган: «Хотим на дачу! Мяу! Ко-ко-ко!». Так и держались они дружной кучкой чем бы не занимались.

По приезду на дачу старая Алима тут же бралась за посадки. Первой в обязательном списке была картошка. При этом присутствали все члены «коллектива». Алима копала и сажала, Ряба (само внимание) при случае выхватыва из-под лапаты красненького червяка и мгновенно проглатывала его, Барсик фиксировал в скоём мозгу любое движение

По такому же регламенту проходило и всё остальное. Первое время основное внимание уделялось питанию. Привезённых с собой продуктов хватало самое большее на неделю. Далее кормил участок. Важнейшими продуктами были первые травы: сныть с крапивой. Отварные и приправленные мучкой они питали наших вериготарианок: саму Алиму и Рябу. Один Барсик сегка приголадывал. Аристократ, он не желал ловить ни птиц, ни мышей. Кот был мудр и терпелив. Он ждал момента, когда Ряба снесёт своё очередное яйцо

Когда это событие случалось, поднимался страшный шум! Возбуждённая

Произошедшим Ряба начинала громко кудахтать, Барсик начинал отчаянно мяукать, а Алима призывала все к успокоению. Яйцо варили и совместно поглощали – белок брала хозяйка, желток получал кот а Рябее возвращали чешую.

333

ПРО КУРИНЫЕ СТРАСТИ

(часть 2)

Нет, их я не любил. Терпел. За кулинарные преференции, рекордную яйценоскость да ещё за знаменитый бульон с клётцками. Эта птица окончательно утратила былое природное очарование. Стала промышленно-индустриальной. А ведь ещё недавно в наших деревнях ещё жили «ситцевые курочки». Но нет больше старой русской деревни. Исчезли и те птички.

Я любил других пернатых. Я любил тех, кто был жизнью северной природы: всех этих синичек, чижиков, пеночек, зябликов и других маломерных и голосистых обитателей наших лесов, садов и парков. Ну как можно не восхититься крошечной синичкой-московской, звонко приветствующую приход ещё далёкой весны, уцепившись за тонкую веточку! А мороз за 30. Ну как не восхитится парочков трудяг клестов. выводящих потомство в такие крутые морозы. А снегири? Разве это не настоящие генералы мелкого чирикующего братства? В алых мундирах они, полные достоинства принимаю парад других птичьих представителей.

Если даже в самые трескучие морозы лесная птичья жизнь бьёт ключом, то в весенние дни птичий оркестр оглушит любого. Всё звучит весь день, слегка затихая к глубокой ночи. Но именно в эти часы в дело вступают главные солисты – соловьи. Я видел этих маленьких сероватых птичек и с трдом мог поверить, что это они источник этих мощных и чистых звуков – «соловьиных трелей». Но ныне соловей в Питере редкость. Не совместимы они с городской (урбанической) культурой, нашим гвалтом и чадом и уплотнительной застройкой.

Зато со всем этим прекрасно уживаются врановые – галки и вороны. Эти птицы. объединившиеся в огромные стаи, порой застилают питерское небо. А как умело они строят свои гнёзда во дворах. Недавно я изумленно наблюдал как ловко две чёрные разбойницы творили гнездо из … металлической проволоки. Со временем вороны потеснили и наших сизарей.

Часто спрашивают: есть ли у птиц интеллект? Отвечу просто – интеллекта нет, но «интеллектуальные» птицы встречаются. Всё это более менее, как, например, у собак, кошек, коров, лошадей и др. Из наших птиц наиболее «умны» вороны. Я знал одну такую. Варей звали. Весьма была разумной!

Эту Варю ещё птенцом подобрали на зоопрактике на Украине наши студенты. Она оказалась весьма сообразительной и компанейской «дамой». Рано утром она, подлетев к палаткам, громкими криками будила студентов. Завтракали все вместе. Варя ела всё, хотя предпочитала скоромнее. Все от души веселились, когда отправлялись в леса, Зоологию проходили на месте. Никого – ни птиц и зверей полноценно изучить не получалось. Наша Варя, оглушительно каркая, как оглашенная носилась над зелёной аудиторией, спешно покидаемой всем живым.

Даже уж совсем мелкие пищуги часто бываю не лишены сообразительности. Помню то, как поползни ловко пикировали с дерева на раскрытую ладошку любого, кто предлагал им корм. Их этому никто не учил сами догадались. Еще большую догадливось обнаруживали обыкновенные синицы в пансионате “еверная Ривьера” под 5Пб зимой 1971 года.

333

333

ПРО КУРИНЫЕ СТРАСТИ

(часть 3)

Окунуться в музыкальный мир наших замечательных лесных пищуг (чижиков и синичек) мне так и не удалось. Всё получилось иначе. Жизнь вторглась своим неожиданным краем.

Жил-был в Питере один мужичёнка. Его Кавказычем именовали. Он действительно был с северного Кавказа, но жизнь прибила его к Питеру. В прошлом Кавказыч был видным мужщиной (яркий прикавказский тип). По специальности он был врач, но спасать человеков от болезней он не захотел, предпочитая их разводить. Это он и делал весьма успешно. Ныне у него уже пятеро детей и конца не видно.

Так вот этот чадолюбивый дядя и наградил одной неизбывной заботой. Однажды он спросил меня как бы между прочим: «Хочешь птичку?» и поведал, что недавно купил деткам клетку с птичками поиграться. «Поиграться то они поигрались, но покормить забывали» – сетовал папаша. Из сострадания я согласился взять птичку, оставшейся последней.

Когда клетку с « жертвой детской любви» привезли ко мне домой, я с ужасом убедился, что там не чижик и не синичка. На жёрдочке восседал не воробей и даже не голубь (чего я в душе опасался). Там был попугай, обыкновенный волнистый попугайчик жёлтого цвета. (В последствии его называли Чика-жёлтый). Когда я внимательно осмотрел эту птичку-невеличку, понял, что её ко мне послала недобрая сила : из под хилого оперения птички торчали две мощные куриные лапы. Когда же раздалось её звучное, оглушительное чириканье, понял, что пропал.

Клетку с птичкой разумеется воздвигли на мой рабочий стол у изголовья моей кровати в моей комнатёнке. Узнав между делом, что попугаи в неволе живут до 100 лет и дольше, я морально приготовился вечно сосуществовать с этим «курообразным». Ну до чего же он был лапаст, криклив и прожорлив! Всё по-курьи. Проснувшись с рассветом и разбудив своей вознёй меня, Чика поперву как опытный тенор прочищал ранним криком своё горло. Затем он приступал к 1-му своему завтраку. Он был однолюб и потреблял исключительно просо. Скромно. Но зато в каких количествах! Ежедновно до 1\2 собственного веса! И вся эта еда превращалась не в нежный щебет и пение, а в пронзительное и неостановимое чириканье - утренний концерт. И так весь день с утра до вечера!

Я понял, что влип. Прощай покой и творческие изыски. Немного спасала моя «Оптима», пулемётный треск которой вначале просто оглушал Чику, но не надолго. Вскоре птичье «пение» возобновлялось. Я отчаянно искал выход из этого положения. Купил бируши, но и они оказались бессильны заглушить «пение». Стал включать на всю мощь тяжёлый рок. Его звуки слегка заглушали птичьку, но одновременно разрушали и мою нервную систему.

И я сдался. Распахнув дверки клетки, я выпустил Чику летать по комнате. Не знаю зачем я это сделал. Может быть затем, чтобы отвлечь птичьку от «пения». Может быть подсознательно и кощунственно надеялся, что тихо шастающий по квартире Горби (кот) в конце концов «приласкает» солиста». Мои надежды отчасти оправдались.

Вольно живущий попугай был любознательной птичкой и нашёл в моей комнате много интересного. Это были зелёные растения. Дно из них, клеродендрон, занимавший весь левый угол в моей комнатёнке, он сразу же превратил в свою резиденцию, где он жил (ночевал) и витамизировался растительными почками, лишая цветок возможности цвести и расти.

Но этим вред от птички не ограничивался. Чику обуревала ещё одна, но пламенная страсть. Он обожал драть обои. Драл их постоянно и капитально. Драл всё время, когда не спал, не ел и не «пел». В результате на покленных обоях образовались большие проплешины. Знатоки познее объяснили мне, моя птичка просто готовилась к гнездованию и запасала материал.

Нет, наше сосуществование не было отмечено обоюдополезным. Я страдал от резких звуков и безвременной гибели обоев. Но раз «была без радости любовь», то и внезапная разлука прошла без печали. Стояла летняя жара и все обычно закрытые форточки открыли, забыв о птичке. Наш Чика словно только этого и ждал, использовав для бегства ближайшую из них. Все и ахнуть не успели. А я сказал себе радостно-патетически: «Он выбрал свободу!» и облегчённо вздохнул. Попугайное иго кончилось!

333

(тж-22)

ПРО КУРИНЫЕ СТРАСТИ

(часть 4)

Но напрасно зазвучала марсельеза. Совсем напрасно. Не прошло и нескольких дней как я опять стал владельцем ещё одной, новой птичьей «души». Случилось вот что: пришли два моих последних студента (это были Пусик и Чапрата) и выложили мне на стол маленькую клеточку с маленькой птичкой. Но (О ужас!) в клетке, нахохлившись, сидел попугайный птенец-слёток.

Дело это было давно, ближе к середине 90-х, в самый разгар экономических ельцинских безобразий. Всё рушилось. В «науке» перестали платить зарплату. Моя лаборатория «легла». Застрял дома и я сам. В поисках пропитания «мои штаты» рассосались: кто в США, кто в Японию, кто в РАН. Случайно «при деле» остался один Юрасик, весьма основательный мужщина. Беда была только в том, что он оказался «двурушником» и отдавал все свои силы строительству «своего маленького, но прибыльного бизнеса». До студентов ли тут? В итоге наши ребята оказались в лаборатории в безнадзорном состоянии.

Между тем в то время моя лаборатория была “полной чашей”. Здесь было всё, что было необходимо для успешной работы и иммунологии, и в биотехнологии, и в экологии. И продвинутых идей хватало. Студентам не хватало только опытного практического лаборанта-наставника. Таким мог бы стать наш Юрасик. Но он этим заниматься не стал. Он был расчётливым и «дальнобойным» мудрецом, сосредоточимся на создании русского Битнера, алкогольной травяной настойки, предназначенной для спаивания соотечественников через аптечную сеть.

Я знал, чему следовало обучить студентов, чтобы обеспечить им самое «светлое» научное будущее. Дело началось споро. Их успехи были реальны пока в лаборатории были люди, но когда там остался лишь один дух Юрасика и никто не мог сказать «где, что и как», прогресс остановился. Я дал студентам «вольную». И наверное это был единственный выход. Сегодня моей лаборатории больше нет (уничтожена физически), а бывшие студенты успешно крепят мощь Северо-Американских Соединенных Штатов.

Что же касаемо судьбы попавшего ко мне в руки слетка-попугайчика, нашедшего себе место в клетке своего предтечи Чики жёлтого, то поначалу он не обеспокоивал меня как в прочем и не радовал. По началу птенец ничем себя не проявлял. Ел, спал, молчал. Ничему обучаться он не желал. Ленивая была птичка. Но в конце концов какие то звуки она «изрёкла». Увы, это были не соловьиные трери, ни даже тиньканье синицы. Чикины звуки были обыкновенным чириконьем обыкновенных (vulgaris) воробьёв. Пронзительные, режущие слух рулады.

Постепенно птенец взрослел и матерел. Через полгода новый Чика (Чика второй) внешне почти не отличался от Чики жёлтого. Но он пока ещё не грыз наш бедный клеродондрон и не драл обоев, но судя по всему дело к этому шло неотвратимо. Я с тревогой наблюдал взросление попугая.

Здесь я хочу вам заметить, что нередко наши даже скрытые желания материально реализуются, осуществляются. (Именно таков механизм действия молитв). Возможно и судьбы моих птичек была связано именно с этим. Я не очень то любил своих крикливых питомцев. Я их терпел. Поэтому.когда однажды утром я обнаружил на дне клетки трупик Чики второго, я не очень удивился, сказав про себя: «Судьбы свершился приговор». По-видимому орудием судьбы был корм, точнее травленные зёрна, как то попавшие в попугайную пищу

333

(тж-22)

ПРО КУРИНЫЕ СТРАСТИ

(часть 5)

После случившегося в дальнейшем пускай только кто-нибудь осмелиться утверждать, что кармы нет. Действительно после того, как одна экзотическая и случайно доставшаяся мне птичка упархнула, а вторая такая же спокойно почила я посчитал себя избавленным от нелюбимых посетителей. Но не тут то было! Но не прошло и 2-3 недель как я снова стал обладателем ещё одного неотвратного и живого попугайного тела.

Новый «волнистый» возник не откуда. Точнее он просто прилетел к нам на балкон не ведомо откуда. Сегодня мне кажется, что это птичка сама выбрала мой дом в качестве пристанища. И она не ошиблась: для неё тут же купили новую клетку (вместо старой, «несчастливой»), приобрели специальные «попугайные» корма в зоомагазине, накупили «попугайных» игрушек. Новый, поименованный нами как «Чика третий», киноварно зелёного цвета был совсем не юн и, как оказалось , весьма ушл. На это тут же указало его первоначальное поведение. Оказавшись заключенным в клетку попугай тут же начал «скандалить» в точности как Чика жёлтый. Его пение (оглушительное чириканье) было столь же непереносимо как и звуки его предшественников. Единственным способом утихомирить птичку было открыть клетку и дать ей свободу перемещения.

Очень скоро птичька «освоила» всю нашу квартиру. В светлое время суток Чика вольно летал по всем комнатам, не минуя кухни и коридора. Однажды даже птичка вылетела из квартиры, но тутже вернулась, чирикая и как бы извещая всех: « Какие коты! Какие крысы! Какой ужас!».

Наконец я понял зачем птичка прилетела к нам. На улице наступало позднее предзимье – конец перелетной поры. Вот и «перелетела» ушлая птичка с голодающей холодной улицы в тёплое и сытное жильё. И не ошиблась. Здесь был полный сервис и полная безопасность. Жили мирно. Страдал только один старик-клеродендрон, исправно обдираемый Чикой, алчучим свежих, зеленных витаминов.

По мере приближения весны поведение Чики менялось. Появились тревожные симптомы. Он начал интенсивно драть обои, быстро расширяя созданные его предшественником пролысины.

Всё это было лишь началом последующих неожиданных событий. Ещё через пару недель птичка стала выщипывать, драть из груди собственные перья и складывать их в клетке кучкой. Зачем? Всё прояснилось, когда мы увидели в середине перьевой кучки маленькое белое яичко! Это же сенсация! Пришлый Чика второй оказался натуральной дамой. Какой-то попугайный право трансвестит!

Дальше – больше. Это была странная, по-курьи весьма яйценоская и глупая птичка. Она пароноически неслась и пыталась высидеть на своей перьевой кучке перьев в клетке (гнезде) даже теоретически невозможное потомство. Ведь бедняжке никто не объяснил, что для успеха предприятия нужен ещё и «петька». Очень скоро гнездо оказалось заваленным холостыми яйчками-болтунами, а их производительница физически и морально истощённой.

Но тут наступила настоящая и тёплая весна. Наша птичка инстинктивно решила, что для успеха дела следует изменить место действия. Задумано – сделано. Ей ничего не стоило провести нас всех и улететь на волю через балконную дверь. Но с нашим домом она не порвала, а вела себя как «ласковое дитя». Более того птичка ежедневно прилетала домой «предстать пред очи» и заодно заправиться кормом.

Только позднее мы узнали о драме, что разыгралась за балконной дверью. Там было небольшое углубление в стене дома, где парочка немолодых и умудрённых жизнью воробьишек не первый год выводила своё потомство. С ними то и расправилась наша Чика, выгнав хозяев и заняв их гнездо. Только с тех пор мы стали с грустью наблюдать бесприютную воробьную парочку, уныло сидящую на железной балконной ограде.

С тех пор прошло несколько лет, а сюжет птичьей жизни – не изменен. Зимой и осенью он(она) с нами: чирикает, рвёт обои, яйценосит. Весной\летом он (она) на воле, в чужом гнезде. И везде выпаривает, выпаривает и выпаривает. Параноическая курья натура.

Как часто и каждый из нас делает не своё дело!

 

222 (тэ-5)

Фёкла

Тогда где-то на городищенском отшибе жила бабка Фёкла (Федора). Откуда она взялась и куда впоследствии делась – никто не знал. Фёкла несомненно была не нашей. Она была каким-то своебывным осколком какой-то иной, не нашей северной культуры. Говорок её был какой-то торопливыый, гхы-кающий. Не наш говорок. И манера общения с миром, со скотиной была своя, не наша.

По роду своих занятий Фёкла была скотницей, но скотницей неумелой, небрежительной. В её продувном, холодущем и покосившемся сарае кучей жили коза, пара свиней и множество кур, охраняемых старям и вечно голодным псом. Существовали все эти бедные животные в вечной тоске по сытой жизни, по хозяйской ласке, да по тёплому хлеву. О таких своих настроениях животные заявляли миру отчаянным собачьим лаем и визгом вконец оголодавших свиней.

Но наша Фёкла не была бездельницей. Напротив, она была великой труженицей. Все свои дни она самоотверженно тратила на нескончаемые поиски хоть какого-нибудь пропитания для своих подопечных. Она каждодневно прочёсывала весь Котельнич в поисках съестного. Ни один кусток крапивы не оставался не сорванным, ни один клочок сена-соломы – не подобранным, ни одна зелёная ветка – не ободранной. А ещё, как говорили, имела где-то наша Фёкла «тайные» земельные участки, засаженные картошкой и свёклой. Тогда ( шла ВОВ) это был смелый поступок, подсудный.

Но Бог нашей Фёкле благоволил. Если бы было не так, то чем можно было бы объяснить неслыханные урожаи репы, брюквы и моркови на её крошечном участке, чем иным можно объяснить гиганские привесы её свиней, высокую жирность козьего молока и фантастическую яйценоскость кур. Даже дряхлый пёс Полкан ухитрялся жить, почти ничем не питаясь.

Многомудрые городищенские старухи, прикрыв рот и глядя в сторону фёклиного хозяйства, тихо шептали: «Нечистый». С тем и жили. Мы же жили с Феодорой в добром мире как со всеми другими соседями. Испытывая частую нужду в курином яйце, мы покупали их у Фёклы. Но яйца хотя и были крупными и отменно свежими требовали того, чтобы быть отмытымииот следв пребывания в фёклином курятнике. Нерасчётливая женщина давала «с походом», а на Пасху приносила и вовсе бесплатно, «от сердца».

 

222

Однажды наши друзья Фома с Ерёмой, два природных вятских мужичка, решили вместе день скоратать и задумались над тем «Как!». Только-только задумались как рядом Емеля случился, сосед с вредной собачёнкой и сразу стало трудно жить. Ни в баньку не пойтить (с тявколкой в парную не пустят), ни пивка не хлебнуть (опять же Емелина сучёнка лишняя). Тут то Фома и выдал ррреволюционную идейку: “Надоть емелькину сученку в Вятке утопить, шоп не тявкала!». Но разумный Емеля сказал: « На чужой (Емелькин) каравай – рот не разевай!». И добавил еще: «Побережём реку – главное гигиена».

_________________

Согласен,но...

J

 

А в нашей кипучей - чиновник могучий.

Живет он привольно. Как черная туча

Навис над Россией. Когтистая птица!

Везде он обычен, везде неприличен,

Законы он пишет и к взятке привычен.

Веди себя тихо, чтоб не было лихо.

А если нахмуришь сурово ты брови,

Тебя уравняют с земелькою вровень.

Никто не поможет. Никто не заметит.

Ведь бедный сегодня совсем неприметен.