СЕНТЯБРЬСКАЯ ЖИЗНЬ АТЕИСТА Булат Владимир Владимирович

(Зарегистрируйтесь или Авторизуйтесь)

[SIZE=24pt]СЕНТЯБРЬСКАЯ ЖИЗНЬ АТЕИСТА[/SIZE]

[SIZE=12pt]ВСЕ ИМЕННО ТАК[/SIZE]

Глава первая

Я прожил прекрасную жизнь. Прожил? Неужели, уже конец? Нет. Я не собираюсь завтра ложиться в гроб (и не только потому, что предпочитаю крематорий). Но если мне суждено умереть завтра, я не буду сожалеть о бесцельно прожитой жизни. Более того, если бы мне снова надо было прожить свою жизнь, отмотав пленку, я бы прожил ее почти и даже точно так, как уже один раз прожил. Может, это и есть то добродетельное счастье, о котором говорят античные философы.

Хвастовство было всегда свойственно мне – в этом я античный человек (ведь древние считали неприличным скрывать свои достоинства, а уж недостатки точно не скроешь).

Я всегда жил именно так, как хотел. Можно даже сказать, что моя нынешняя жизнь является наиболее точным аналогом юношеских планов.

Глава вторая

Моя семья была не просто атеистической. В ней не было богоборчества. Просто потому, что не с чем (именно не с чем) было бороться. Боги не просто умерли, их могилы заросли, а даты смерти и сам факт их смерти забылись. Если бы я жил в восемнадцатом веке, это называлось бы свободомыслие (причем, у меня есть информация, что – насколько уходит в прошлое моя осведомленность о предках – все они были такими же). В 1661 году мой предок получил дворянство в черниговском гетьманском полку, а в довесок к нему сельцо Москали. Прямой его потомок по женской линии – мой дед – был очень веселым и остроумным человеком. Учился в летной школе – в казахстанском тылу 1941 года. Там же изучал казахский язык. Воевал на самолете-истребителе Ла-5. В 1942 году защищал небо Грузии и Абхазии. Там же учил абхазский и грузинский языки. В поверженной Германии с двумя друзьями-сослуживцами он отправился в фотосалон Котбуса. Там они сели в кресла в позе лидеров на Потсдамской конференции и взялись за руки. А потом дедовой рукой на обороте немецкой фотокарточки написано: «Сталин, Черчилль, Рузвельт – в шутку, конечно». Дед сидел на месте Сталина. Как вы догадались, это ничуть не мешало ему быть убежденным сталинистом. Он так никогда и не получил толком высшего образования (мешало чистокровное дворянство), хотя руководил райотделом милиции в Запорожской области. Кстати, женился на самой красивой девушке городка. С интересом читал Станислава Лема и даже шутил, что Йон Тихий на самом деле украинец, и звать его Йван Тыхый. С т.з. всех религий, он уже 18 лет горит в аду (то есть в адах всех религий, разом).

Глава третья

В детстве я хотел стать офицером КГБ, потом палеонтологом, потом космонавтом, неожиданно хирургом, а в 16 лет – политиком. Мама моя желала видеть меня офицером. Это было бы неплохо, но что поделаешь?

Глава третья с половиной

Есть такая отвратительная категория ученых, которые пришли в науку за авторитетом. Был такой затюканный тихоня в школе, в вузе, а вдруг заделался авторитетом (почему-то всегда бородатым). К счастью для науки, сейчас для таких людей появилось много мест в религиозных организациях.

А я никогда не был тихоней. Даже в вузе. Я был заводилой, подстрекателем.

Глава четвертая

Мысль, что мир вокруг плох, никак мне не давалась. Мир всегда восхищал меня. Заодно это лишало оснований какие-либо солипсистские поползновения. Я всегда любил ветер, свинцовые тучи перед ливнем, пропыленные дорожки в провинциальных городках Украины, лето, аквамариновое море, фехтование и большой теннис, любил бродить бесцельно по закоулкам старого Петербурга, до безумия любил рассматривать новые книги и старые карты, любил отличные вина, фотографии экзотических стран, звездное небо, и я не мог оторвать глаз от прекрасного девичьего личика.

Кстати, в 11 лет я был педофилом. Мне дико нравились мои ровесницы. Даже дрался из-за ровесницы с ровесником на «дуэли». И кизиловой «шпагой» вышиб ему глаз.

Глава пятая

Смерти, по-настоящему, я боялся только один раз в жизни. Забавно, но я произношу этот глагол в прошедшем времени, и это именно так. В 21 год я испугался, что меня не будет. На восьмой день тайных страхов (ибо я счел неприличным оповещать человечество о моей минутной слабости) я нашел выход. Разумеется, материалистический. Надо было всего-навсего омолаживать организм – и так до бесконечности. Заодно мне понадобился бесконечный космос, в котором буду существовать бесконечный я. Такие страхи – ребячество. Меня угнетает совсем иное: то, что было время, когда меня не было. Я могу сутками безумно ностальгировать по странам и эпохам, где и когда меня не было. Например, по 1920-м годам. И не только. И кто мне поможет? Ни одна религия не обещает человеку безначальной жизни. А это лишний раз говорит о том, что клепали религии очень примитивные люди. Для таких же примитивных, как они. На уровне попсы. А мне нужно больше, гораздо больше, чем может любой божок.

Между прочим, в детстве я всерьез считал, что проблему смерти надо ставить перед нашим правительством. Больше обращаться не к кому.

Глава шестая

Я получил культурологическое образование. И в момент его получения был одним из первых 13 историков-культурологов России (об этом не стал умалчивать «Пятый канал» 17 июня 1996 года; папа даже советовал попросить на память пленку, тогда, кажется, еще не было цифровых камер). Но могло быть иначе. В 1992 мне предложили перейти на философский факультет СПбГУ, снабдили рекомендательным письмом и направили к Солонину. Я добрался до знакомого корпуса позади Кунсткамеры (когда-то я учился там – на Малом философском), дошел до кабинета, лицезрел двух студентов, которые пристроились подавать «прошение на высочайшее имя» (вокруг много шутников) и… вернулся домой. Об этом тоже не жалею.

Глава восьмая

Если когда-нибудь меня приговорят к смертной казни (даром, что она почти отменена, но можно совершить то, во имя чего ее восстановят – например, политическое убийство), в ожидании я буду рассказывать сокамерникам анекдоты – один смешнее другого. А что еще делать?

Если я совершаю политическое убийство, я даю государству полное право убить меня. Мне и в голову не придет блеять о своей невиновности. Я мыслю при этом в духе греческой трагедии: каждый должен делать то, что подсказывает ему его долг. Если разные долги разным людям подсказывают разное, это уже интересно. Это уже история.

Глава девятая

Главным своим недостатком я всерьез считаю неспособность к иностранным языкам. Очень плохо. Я даже вижу, что я теряю очарование иноязычных текстов, отнюдь не дословно переведенных даже самыми изощренными переводчиками. Как и большая половина советских детей, я учил в школе оксфордский диалект английского до полного к нему отвращения. Потом – в 2000 году – взялся за испанский.

Интересно, что среднестатистический образованный россиянин, которому не надо общаться с носителями языка и тем более путешествовать с целью разнообразных заработков по свету, знает иностранный язык на т.н. информационном уровне. Это нечто отличное от разговорного. Например, я запросто могу прочесть и понять статью в англоязычной или испаноязычной энциклопедии, но вряд ли бы выразил свои мысли на этих языках.

Есть у меня и родной – украинский язык, который я знаю гораздо хуже русского. Он отмирает за ненадобностью. Я почти не пользуюсь им, хотя мои мысли нередко украиноязычны. Моя мама всегда подтрунивала над моим незнанием родного языка. Опять развожу руками. Не судьба. Если бы я жил на Украине, тогда да. В Петербурге – нет.

С другой стороны назвать Петербург русским городом у меня язык точно не повернется.

Глава десятая

Я – не русский, потому что не православный. Здесь я с некоторым сарказмом могу поддакивать перепуганному Достоевскому. Но в перспективе такая позиция рискует уменьшить количество русских во много-много раз. Я уже заметил интересную подробность последних двух переписей: они показали резко растущее число людей, которые отказываются определять свою национальность. В 2002 году их было 1458 тысяч, в 2010 – 5629 тысяч. Что это? Помешанный на демографии и статистике, я не мог оставить вопрос без ответа. Нелегалы и хозяева злых, очень злых собак, которые просто не пускают переписчиков на порог (такова была моя первая версия) отпали. Я посмотрел по регионам. В Москве в 2010 году их («рысиян» - как я их условно называю) было 669 тысяч, в Санкт-Петербурге (при гораздо меньшем населении) 653 тысячи. А в Дагестане – всего 19 тысяч. Значит, это феномен больших городов. Сдается мне, это наш ответ Достоевскому. Люди видят, что в русские принимают только по рекомендации православной общественности, и в любой момент могут отобрать назад этот национальный идентификатор. Что им делать? Как реагировать на эту наглую приватизацию религиозной организацией целого этноса?

Во всех переписях я – украинец.

Глава десятая с половиной

Одним из своих козырей религии считают роль в истории. Разумеется, в той истории, из которой старательно вычищено все, что противоречит таковым претензиям. Но мы ведь все равно правду знаем. Разум неистребим. Он выжил в эпохи религиозного фанатизма, а теперь – и подавно победит.

Между прочим, за прошлый безбожный век население Земли увеличилось почти вчетверо. Это явно противоречит религиозному взгляду на мир, согласно которому должно быть с точностью до наоборот.

Глава одиннадцатая

И все же назвать меня украинцем можно только в том смысле, в котором династию Северов – римских императоров можно назвать «африканской», поскольку родоначальник ее родился в Лептис-Магне. Я – «советский», хотя нет такого национального идентификатора. Будучи советским человеком, менее всего я намекаю на политические убеждения. Они вообще вторичны, если не третичны. Будь я оголтелым антикоммунистом, это ничуть не изменило бы мою советскость. Таким образом, советский человек – это человек, родившийся в СССР и выросший в советской среде. У него есть ряд свойств, которые уже ничем не вытравить, даже если их обладатель начнет играть в мусульманскую покорность аллаху, возрожденное из освенцимского пепла еврейство или в обидчивое православие с лишним весом (а есть и иные игры: я в 1991 году играл в 1913 год; полстраны тоже играло). Я видел всех этих игроков, и убедительно они в своих играх не выглядят. В позднеперестроечном фильме целая компания безработных ниишников нарядилась цыганами, и их предводитель шутками-прибаутками объяснялся с участковым милиционером: «Цыганами работаем. Пить-есть надо, яхонтовый ты наш».

Могу ли я считать себя «последним римлянином» - Боэцием, пережившим смерть Рима?

Главное: будучи советским человеком, я вовсе не желаю играть в какие-то антисоветские образы. То есть поиграть-то я могу, но каждая игра рано или поздно заканчивается. Хейзинга убеждает, что игра невозможна без трех четких правил: надо осознавать, что ты играешь, что это всего лишь игра; нельзя принуждать окружающих играть в твою игру; ну и не препятствовать игрокам в любой момент выйти из игры. Представляете, что бы случилось с религиями, если бы они играли по правилам?

Глава двенадцатая

Говорят, в экстремистских проявлениях можно обвинить кого угодно – даже трехлетнего ребенка. Не могу не согласиться. Борьба с экстремизмом в конечном счете потребует уничтожения всего человечества. И я знаю, что найдутся люди, которые и на этом не остановятся. Но я бы не назвал это гуманизмом.

Что же такое гуманизм? Античные боги были гуманистами. Они доверяли людям. Боги современных религий в этом не замечены. Гуманизм и религия – самые жесткие антонимы. Нет ничего у них общего.

Глава тринадцатая

Самое страшное зло – это старость. Самый лучший комплимент, который вам могут сказать в России – обвинить в молодости. Я полагаю, что вместо абортов нерожденных надо проводить своего рода лотерею эвтаназии среди старичья. Думаю, что если православных активистов поставить перед дилеммой: аборты детей или эвтаназия старичья (или – или), они выберут аборты. Потому что дряхлость и маразм – опора православия. И все это хорошо понимают.

Глава четырнадцатая

Однажды сотрудница Государственного Эрмитажа, верующая православная совершенно серьезно и искренне (я вообще располагаю людей к искренности – недаром социолог) сообщила мне, что дети на переменках в школе бегают оттого, что в них бесы вселились. Как прикажете реагировать на верующих и их чувства?

Когда в России у власти будут здравомыслящие люди, попов будут судить по статье о распространении наркотиков. Только вот мужества они не проявят. Не та публика.

Глава пятнадцатая

ЖИЗНЬ АТЕИСТА – это не автобиография и тем более не мемуары. Автобиографией человек рассказывает о времени и о себе, но я не ставлю такую цель (ну разве что само собой получится). В мемуарах дело обстоит еще хуже: чем высокопоставленнее автор, тем с большим упорством он доказывает, что он-то только добра желал людям и всему человечеству, а вот эти, эти и эти ему помешали осчастливить мир. Эта книга о другом. О том, что здравомыслие неистребимо, что всегда люди будут смотреть в глаза правде, а правда будет смотреть в их глаза. О том, что смелость победит страх, а разум повергнет невежество. И так будет всегда.

Вот, к примеру, национальные мифы. А ведь это ложь. Россия - это не обязательно матрешки, балалайки и самовары. Аналогично и другие страны отличаются от расхожего мнения о них. Более того, эти расхожие мнения любят эксплуатировать в своих интересах все, кому не лень. Я пару раз попадал впросак (еще в студенческие годы), когда принимал национальные мифы за чистую монету. Больше не буду.

Глава шестнадцатая

Мои родители – очень разные люди. Даже удивительно, как они сошлись на целых 11 лет. Папа – трудоголик. Для него работа всегда больше, чем работа. Чиновник, организатор, инженер. Я не унаследовал трудоголизма. Ослепительно красивая мама в юности мечтала стать следователем. Казалось бы, династия… Хорошо рисовала. Стала в итоге учителем. Я не люблю детективы (может, кроме Конан Дойля, да и то не за детективность). На меня мало влияли родители. Я вполне могу сказать, что я сам себя воспитал. Единственное, что мне привили – это умение отвечать за свои поступки, и не только перед окружающими, но и перед самим собой.

Добрый совет верующим: не прививайте детям этого качества – ответственности; неровен час, атеистами вырастут.

Глава семнадцатая

Меня ни разу не дурили аферисты, я никогда не становился жертвой наперсточников и наперсточников иного рода, которые слывут за духовных лидеров нации. Никогда не убеждали разоблачители заговоров, продавцы чудесных лекарств (от всех болезней), политические агитаторы. В общем, для людей, живущих обманом, я был потерянным человеком. Абсолютно бездуховным и, как следствие, недоходным.

В религии самое отвратительное – это смесь дерьма с сахаром. Приторно и воняет. Причем, все добрые намерения впустую. Бочкой сахара не улучшишь бочку дерьма. Зато ложка дерьма портит целую бочку сахара. Нет им оправданий.

Глава семнадцатая с половиной

Космос бесконечен, никем не сотворен (кому такая тупость в голову могла прийти?), самодостаточен и прекрасен. Я подражаю природе. И вам советую.

Глава восемнадцатая

Не смотря на самодостаточность, мне всегда везло на друзей. Я поразительно просто и быстро сходился с людьми. Особенно с людьми, в интеллектуальном плане интересными мне, и теми, кого интересую я. При этом я наблюдал неприятную эволюцию. Как справедливо заметил Ремарк, в 12 лет все дети – гении. А в 17 лет отнюдь не все подростки гениальны. Редко встретишь гения среди сорокалетних. Неужели в семьдесят гений уникален?

В русской литературе вообще (а тем более в современной) не хватает романа-воспитания. Отсюда такая бешенная популярность Гарри Поттера. Я пытался восполнить пробел своим КИНДЕРРРЕЙХом. Не скажу, чтобы именно этот пробел я закрыл. КИНДЕРРЕЙХ – это новая русская литература, которая решительно порывает связи со всей предыдущей традицией (со страдальческим и трусливым XIX веком). Может, разве, XVIII век был бы ей близок.

Три противоестественности: обидчивый ученый, страдающий писатель, безответственный политик. Да хранят меня боги Вальхаллы от этих трех заначек.

Глава девятнадцатая

В современных дискуссиях вокруг политики РПЦ и ее роли в жизни российского общества высказывалось удивление: почему это диалог ведется (даже атеистами) на религиозном поле – дескать, соблюдает или не соблюдает РПЦ евангельские принципы. А где же права человека? Во-первых, спрашивать начальство РПЦ о правах человека – все равно, что требовать от мусульманина и иудея совместно заняться свиноводством (сколь ни был бы наивен атеист, ему такое в голову не приходит). Во-вторых, избрана самая правильная тактика. «Соблюдайте свою конституцию!» Это когда-то доконало СССР.

Есть и третье: христианская «стратегия» - раз нас не любят, значит, мы правы, не работает. Совсем. Почему-то против людей, сдающих кровь, спасающих детей из пожара, летчиков-испытателей, альпинистов и космонавтов обидных карикатур в интернете не публикуют.

Глава двадцатая

В детстве и юности я дрался. Не каждый день, но примерно в половине случаев был победителем, во второй половине – побежденным. Это, однако, никак не побуждало меня, потерпев поражение, ходить по друзьям, а тем более по знакомым девочкам и жаловаться: бедный я несчастный, пожалейте меня, меня побили. Как следствие, меня, мягко выражаясь, удивляют субъекты, которые вываливают на нас свою боль, горе, обиду, все эти преданные, проданные, обездоленные, жертвы всемирных заговоров марсиан-масонов, с оскорбленными чувствами, подконтрольные определенным тайным силам, у кого из под кровати сионисты-коммунисты-нацисты-путинисты-исламисты (нужное подчеркнуть или добавить) выглядывают - весь мир против них. Мне было бы как минимум стыдно. Перед девчонками.

Глава двадцать первая

Вовик, хватит, давай лучше о девочках, - говорит мой московский друг (подполковник).

Даю. Я до сих пор люблю всех своих жен. Мои четыре брака были как бы четырьмя ступенями лестницы, так что на вопрос последней бывшей жены: почему я не женюсь еще раз, я ответил, что в пятый раз это должно быть что-то уже невероятное.

Глава двадцать вторая

У верующих есть отвратительная манера – приписывать неверующим свои комплексы и потребности. В компании атеистов верующий всегда говорит о себе во множественном числе: «мы все…» И уж совсем глупо выглядит, когда верующий произнесение какого-либо тезиса считает его доказательством.

Британский писатель Барнс в британских же традициях считает божество (которого ему так не хватает) шутником, джокером. Ну, тогда уж надо быть последовательным и не отнимать у божества (раз оно разумное существо) права на самоубийство. Страх смерти – обыденное дело. Он появился как побочный продукт нашего осознания себя как личности. Единственной-неповторимой. А вдруг как такая уникальность возьмет да и исчезнет? – говорит устами Воланда Булгаков. Как андерсоновская русалочка, человек должен платить за свою личность страхом ее потерять. Разве отдаст Барнс свою личность в обмен на потерю страха смерти? Ни в коем разе!

А что же я? Я занимаю устойчивое место во времени и пространстве. Я уже родился, и я уже живу. Целых 38 лет. Этого у меня не отнять никаким богам или дьяволам. С т.з. любой религии, что способен сделать со мной самый мстительный бог? Уничтожить? Но отменит ли моя смерть (никакая не апокалипсическая молния, а обыкновенный инфаркт) мою жизнь? Нет. Кишка тонка. Забвение? Даже если бы все человечество забыло Бородинскую битву, как сейчас не помнят махача между неандертальцами и кроманьонцами у черной скалы в Моравии, это разве отменит ее реальность, и все ее последствия заодно? Давайте уж будем честными.

Глава двадцать третья

СССР развалился не от происков ЦРУ, и даже не от того, что Сахаров объявлял голодовку. Развал СССР – неизбежное следствие взращивания этим же самым строем слишком умных и образованных людей, которые не могли жить в идеологическом государстве. В этом отношении крах СССР был столь же неизбежен, как и его рождение. Но интересно не это. Неужели кто-то после этого надеется, что здесь (на нашей одной шестой) возможна какая-нибудь правящая идеология? Все пытающиеся внедрить таковую напоминают лектора, который сначала обращается к самой тупой части аудитории, а затем слушает уже только самого себя. И примечательно, что создавая идеологию для людей, идеолог тут же исключает себя из рода человеческого. Своя домотканая идеология на него не налазит, а чужие воспринимать – ума слишком много. Сто лет назад люди были хотя бы честнее.

Глава двадцать четвертая

Когда с верующими обсуждаешь вопрос о божьем всемогуществе, мало-помалу их божество превращается в неконтролируемого амстаффа, к которому верующий испытывает чувства одинокой собакозащитницы. С божьей любовью еще хуже. Там в итоге получается сексуальное сожительство с богом, которое верующий тут же начинает, краснея, отрицать, как юноша, уличенный в онанизме. Вспоминаешь Шопенгауэра: «Моя философия не дала мне никаких доходов, но она избавила меня от многих расходов».

И это еще не все. Верхом глупости (почему-то распространенной среди верующих с незаконченным высшим или только что законченным высшим) является убеждение, что существование богов можно «доказать».

Атеизм – борьба с глупостью человеческой. Если в процессе отмирает религия, не думаю, что это большая потеря.

Глава двадцать пятая

Мне и свои страдания не нравятся, а от чужих страданий тем более воротит. В России, в современной России нет литературы. Вообще. Последним умершим писателем был Солженицын, да и он уже давно не был писателем, и есть основания думать, что он вообще никогда не был писателем. Те же, кто издает книжки, делятся на ширпотреб и утонченных снобов (Чхартишвили во второй обойме). Попытки вновь идеологизировать литературу (на базе православной идеологии) назвать убожеством было бы слишком комплиментарно. Надо учредить литературную премию за веселое литературное произведение. Но вряд ли получится ее вручить. Мне возразят, что невеселость литературы, страдания и т.д… Я не доверяю искренности страданий современных писателей. От политической ситуации они страдают не больше, чем Тургенев от крепостного права. А литературного произведения, которое заставит читателя весело рассмеяться, все равно нет. Опять Тургенев. Если бы он черпал материал для литературы не из абстракций, а из своей личной жизни, это был бы другой Тургенев, а героиней русской литературы была бы Полина Виардо.

Глава двадцать шестая

У меня всегда был смысл жизни. С первого момента, когда я осознал себя. Может быть, это случилось прекрасным летом, когда прабабушка вела меня куда-то через главную площадь украинского Орехова, где мой дед был начальником милиции, и все вокруг благоухало, цветы – цвели, птицы – пели, бабочки – летали, мороженое в лотке таяло. Смысл жизни в ней самой и заключается. Больше нигде.

Я никогда не чувствовал внутри себя пустоту. Наоборот, я всегда чувствовал полноту. Этим отчасти объясняется то, что я никогда не вымучивал литературных сюжетов; хуже того – я еле поспевал записывать.

Когда верующие настаивают, что их божества избавляют их от этих проблем, я вижу в них лишь странных диабетиков, которые хотят заставить меня принимать регулярно инсулин, хотя бы из уважения к их религиозным чувствам.

Ко всем прочим недостаткам, я еще и никогда особо не скучал.

Глава двадцать седьмая

Снова о девочках. Ни в чем так не проявилась прекрасность бытия, как в моих четырех браках. Да и женская любовь натуральнее божьей. Моя первая супруга – дитя провинции, привлеченное огнями больших городов. Мы прожили два года в очаровательных кварталах старого Петербурга близ улицы Восстания, и она умерла от рака, когда ее придурковатая мамаша (под конец мы заехали в Краснодарский край) нас развела. Следующая жена, с которой я познакомился в ту же неделю, что и атаки на небоскребы 2001 года, в читальном зале Публички, была (единственная) на 4 года старше меня, но в чем-то инфантильнее всех остальных. Она – москвичка – была менеджером японского ресторана и в ожидании инструкций из Москвы сидела без работы. Целых 9 месяцев. Дальше начинается мое «акмэ», как говаривали древние греки, или «самый расцвет сил», как говаривал Карлсон. В 2005 я жил с девятнадцатилетней фотогеничной девочкой – студенткой Университета Технологии и Дизайна. Мы поехали в Кавказские горы, а в конце лета она ушла от меня к девушке (в этой истории я не могу до сих пор понять главного: почему приятное нельзя совместить с полезным?) В этом большую роль сыграло прочтение моей юной интеллектуалкой «Кода Да Винчи» (если бы я был американцем, я бы непременно подал в суд на автора). Наконец ноябрьским вечером 2007 года материализовалась моя юношеская мечта: маленькая хорошенькая девочка – студентка первого МЕДа. Ее нельзя было не любить. Пятнадцать лет, разделяющие нас, позволяли мне заглянуть на мир глазами ее поколения, и мне нравился открывающийся вид. Вот несколько цитат нашей совместной двадцатипятимесячной жизни:

«Хочу, чтобы меня покатали» (сидя в кресле)

«Я – сегодня дважды лошара! Во-первых, от меня сбежал хомяк…» (звонок из дому)

«Дай мне лизнуть» (съевши свою порцию мороженого)

«Она привязала кошку к коляске!» (ее младшая сестра на даче)

«Сегодня меня потискала Тюкачева!»

«Я боюсь…» (во время экзаменов)

«Я тогда была жирной, как Винни-Пух!» (воспоминания о детстве)

«Пойдем, где все шипит…» (когда мы обошли все ресторанчики Питера)

«Я сама еще бутузик…» (когда в метро я показал ей двухлетнего малыша и заметил, что она может произвести на свет такого же)

«Вот, допустим, маленькая хорошенькая девочка из соседнего подъезда…» (когда мы обсуждали ранние браки)

Мои друзья были уверены, что она – моя бывшая ученица, а я (а я еще и преподаватель) просто воспользовался служебным положением. Это неправда. Я никогда не пользуюсь служебным положением. Хотя дети меня любят, но делают это так, что я об этом не догадываюсь.

Ее родители меня терпеть не могли, и однажды – новогодней ночью – я дал слабину.

Сейчас я склонен объяснять все произошедшее с т.з. стадиальной: мое сожительство с восемнадцатилетними девочками было важным (и это правда) этапом на пути их взросления. У меня получалось.

Глава двадцать восьмая

Я – человек без предрассудков. Интеллектуальное развитие позволяет мне защищать фашизм в дискуссии с антифашистом, коммунизм – в споре с антикоммунистом, Запад – от нападок славянофилов. Разумеется, я могу камня на камне не оставить и от фашизма, и от коммунизма, и от Запада. Это все оттого, что я страдаю неизлечимой болезнью историка – тягой к объективности. Пусть я вот сейчас не вполне объективен, но стремлюсь им быть. На одном из форумов меня записали в антисемиты, когда я процитировал Ремарка: «Только дураки считают, что один народ лучше другого». Идея подобна одежде – ее всегда можно примерить. Но нравится она или нет, подходит она или нет – это совсем другой разговор. Почти все примерки я делал еще в студенческие и следующие за ними годы, и сейчас – в 38 лет – слишком часто обижаю очередного торговца идеей в розницу тем, что даже даром его идейка мне не нужна. К счастью новые поколения не так уж обидчивы.

Глава двадцать девятая

«Если бога нет, все позволено» - я слышал это от многих верующих, но не слышал ни от одного атеиста. Антисемит Достоевский рассуждает как карикатурный еврей в лавочке. Торгуется: если ты мне не дашь спасение, я тут такое устрою! Не им нас учить морали. Нигилисты…

Глава тридцатая

Когда верующий умирает, он тут же обнаруживает, что его надули. Там нет того, что обещали попы. Там вообще ничего нет. Его кинули как обманутого дольщика. К сожалению для него (и к счастью для лгунов в рясах и без них), сказать об этом умирающий уже не может, поскольку в следующую секунду он перестает существовать. В этом попы вполне могут усматривать «божью милость» - система надежно ограждает их от разоблачения. Поэтому ситуация гораздо хуже, чем у обманутого дольщика, который хотя бы еще может протестовать. Идеальный вариант!

Несчастный Одиноков обзывал атеистическую философию «нелетающей курицей». Он только позабыл, что с атеистами конкурируют мошенники. Только и всего.

Глава тридцать первая

Я – сподвижник Петра Великого. Только родился на триста лет позже. Случайность. Но это не значит, что я изменю заветам великого государя. В России опять пора брить бороды. Чисто! И первый, кому надо сбрить бороду, - это глава центризбиркома. Не захочет добровольно, брить насильно. Интересно, Петра Великого посадят за экстремизм, или нет?

Глава тридцать вторая

Верующие верят, что перед смертью все атеисты обращаются именно к их конфессиональному божку (православному, мусульманскому, еврейскому и т.д.) Наивные. Это же информация для внутреннего потребления, чтобы хотя бы те, кто вхож в конфессию, не поразбежались. Да и конфессиональных богов слишком много – со всеми переговорить не успеешь.

P.S. Прочтя СЕНТЯБРЬСКУЮ ЖИЗНЬ АТЕИСТА, остроумный верующий (бывают и такие) скажет: Какая короткая! Я отвечу хвастовством: Зато содержательная.

 

Однако же, Вы живете в матрице ложных представлений и опираяся на них - имеете ложное восприятие окружающего мира и его устройства... по всем тридцати трем главам.

Шопенгауэра то читали, иль цитаты где видели?

 

Ну раз вы такой знаток немецкой философии, вы мне не напомните основные идеи трактата Эрнста Юнгера "Ривароль"?

А то у меня может сложиться впечатление, что кроме "Матрицы" вы ничем не интересуетесь.

 

Так здеся то Ваша ЖИЗНЬ АТЕИСТА обсуждается иль "Ривароль" заглянувших в тему?

Не любите отвечать на вопросы да за свои слова... Нехорошо.

 

Какой слог! "Привлечь к ответственности за его слова".

Шопенгауэра читал еще в студенческие годы (если вас так это волнует).

Ну уж и вы мне ответить соизвольте на мой вопрос.

 

Не, ну уж нафиг такую криминальную жизнь атеиста. Криминальный Петербург.. Вы б ещё для большего омерзения написали про тюрьмы, про торговлю кокаином, про проституцию, грабежи и убийства и о том как "весело" можно жить в Петербурге..

 

А вы значит в 11 лет педофилом не были? Вам нравились женщины под 40?

Грустно...

Про тюрьму могу. Мой дед в 1960-х гг был начальником Токмачской колонии (все на Украине). Так что я уж привык быть с нашей стороны решетки.

 

Кино Матрицу то видно и посмотрели, ан Шопенгауэра скорее всего не читали. Судя по вызванной у Вас ассоциации. А Ваш вопрос не по теме, и уходить от нея незачем. К тому же, Шопенгауэр упомянут был косвенно.

 

Наоборот! Матрицу, скорее всего, не смотрел, а Шопенгауэра читал.

Упомянут он вполне в тему. Судя по тому, что именно эта деталь так вас взволновала, вас видимо уличали в сожительстве с богом.

 

Лжете, ассоциации Вас всегда выдают. В том числе нехорошая шутка о педофилии и сожительстве.

 

А это глобус Украины:

(Зарегистрируйтесь или Авторизуйтесь)

Н-да.., я задал вопрос о Ривароле у Эрнста Юнгера. В ответ было красноречивое молчание.

А что? в 11 лет вы тоже были законопослушны и испытывали какие-либо чувства только к женщинам старше 18-ти?

 

Открывайте тогда темы о Ривароле у Эрнста Юнгера, глобусе Украины да тонкостях педофилии с сожительством. Егда же открыли тему "ЖИЗНЬ АТЕИСТА" ея и придерживайтеся

 

Тогда о чем? Вы настаиваете, что я не читал Шопенгауэра. Я настаиваю, что читал. Смысл спора не понятен.

 

Настаивать и делать выводы из поведения кого-либо это не одно и то же. Вы говорите одно, ан ведете ся так, что впечатление складывается обратное. Тем паче в сети, егде доверять никому не приходится, выводы значимее слов.

Да главное, я с Вами и не спорю о том. Был упомянут Шопенгауэр, мне стало любопытно, читал ли писавший основной его труд "Мир як воля и представление"? Перед тем речено бысть:

"Однако же, Вы живете в матрице ложных представлений и опираяся на них - имеете ложное восприятие окружающего мира и его устройства... по всем тридцати трем главам."

что вызвало у Вас ассоциацию с фильмом "Матрица" да "Ривароле у Эрнста Юнгера", откель стало относительно понятно чего Вы из ся представляете.

 

Я тоже уже составил представление о вас - по вашей репутации (см. репутация между значками - и где у вас стоит -6). Я не буду это все цитировать. По причине полной незаинтересованности. Можете себя утешить тем, что с ними тоже все относительно понятно, что они из себя представляют.

В итоге каждый доволен собой. Или вы собой недовольны?

 

Моя репутация среди быдляка сведетельствует лишь о неспособности оного оспорить мною реченаго, да вследствие от безсилия жмущега на минусы. Ну да, Вы то от него недалеко ушли.

 

Да, я очень недалеко ушел от быдляка, жмущего на минусы, и неспособен оспорить вами реченного.

 

Не был.

************************************************************

В школьные годы нравились женщины втрое старше меня, 30-летние, похожие на мою мать, которые были бы способны заботиться обо мне не хуже матери, но не 11-летние малолетние девчонки.. Скорее мне понравилась бы 30-летняя учительница, чем 11-летняя одноклассница..

*******************************************************************

А христианство сыграло положительную роль в моей жизни, оно удерживает от многих грехов.

Знаете, если в дорожных пробках постоишь хотя бы полчаса, или попробуешь протиснуться в

толкучках на тротуарах Невского,то так разозлишься, что невольно захочется взорвать всё нафиг, чтобы освободить себе дорогу. Если бы я был атеистом , то был бы каким-нибудь террористом или бандитом или наркоторговцем.

Но, к счастью, я не атеист, не террорист, не бандит, не наркоторговец.

 

Ну, вы знаете, как называется то, что вы описали.

Нет, чего нет у меня, того нет.

А в моей никакой. Абсолютно.

Типичный верующий. Если не будет карающей силы, то они все (во главе с Достоевским) пойдут грабить и убивать. За вами глаз да глаз нужен. А вдруг как ваш бог вам прикажет кого-нибудь убить или изнасиловать? Вы же в здравом уме не посмеете ослушаться вашего бога? Предвидя ваш ответ, замечу, что речь идет не о том, прикажет или нет, а о том, ослушаетесь или не ослушаетесь.

К счастью я - атеист, а поэтому таких проблем не имею.

 

Совет атеисту: попробуйте себя проверить на крепость атеизма, а то все хвастаетесь, что атеист до мозга костей, но вот не можете похвастаться, что проверенный на 100%. Сделайте это так: посмотрите на чистое небо, если нет чистого неба, то на тучи и скажите громко, при свидетелях: Господи! Я атеист! Если Ты такой Всемогущий - сделай меня стойким верующим. Во Имя Христа прошу. Аминь. А потом, когда пройдет ровно год, напишете сюда, атеист вы или нет. Вот тогда я поверю, что вы настоящий атеист.