"Небесный огонь" и другие рассказы" (с)Олеся Николаева

Олеся Николаева - известная российская поэтесса, прозаик, эссеист, член Союза писателей, преподаватель творческого семинара поэзии в Литературном институте, ведущая программы “Основы православной культуры” на телеканале “Спас”. Получила известность благодаря таким романам и повестям, как “Инвалид детства”, “Августин. Роман в стихах”, “Мене, текел, фарес”, “Корфу”, обладатель множества литературных премий.

Именно Олесю Николаеву считают автором, первым в современной литературе художественно изобразившим представителей русского духовенства, явив их героями нашего времени.

Большинство читателей, наверно, уже догадались, что книга “Небесный огонь” и другие рассказы” продолжает собой тему, начатую книгой архимандрита Тихона (Шевкунова) “Несвятые святые” и другие рассказы”, ставшей открытием в литературной жизни ушедшего года и абсолютным бестселлером в жанре художественной литературы.

Главная тема новой книги - Промысел Божий в жизни человека, в издание вошли как новые произведения автора, так уже успевшие полюбиться читателю сюжеты.

Вот как сама Олеся Николаева описывает смысл своих рассказов: “Всякие истории, свидетельствующие о действии Промысла в мире и душе человека, о милости нашего Спасителя и Бога, о том, что “творит Бог елико хлещет” и тогда “превышается естества чин”, - утешительны, радостны, духоподъемны”.

Популярность книги “Несвятые святые” и другие рассказы” у светской аудитории наглядно продемонстрировала интерес читателей к книгам духовного содержания, у общества есть потребность в доброй и светлой литературе, которая поддержала бы их в их чаяниях и надеждах. Новая книга Олеси Николаевой станет именно тем “эликсиром”, которого так ждут читатели.

Вот что говорит о новой книге Архимандрит Тихон, автор “Несвятые святые” и другие рассказы”: “Олеся Николаева смогла как никто другой - с открытым сердцем, сильно, живо, интересно и близко - начать повествование о современных православных людях, о Промысле Божьем, о чудесных историях, научила нас любоваться нашими замечательными братьями и сестрами. За это Олесе огромное спасибо!”

Издание снабжено множеством иллюстраций.

...................................................................

...Олеся Николаева отмечает, что некоторые истории из ее книги пересекаются с рассказами из книги архимандрита Тихона (Шевкунова), потому что у них в жизни было очень много общего – и друзей и событий: “Этот период жизни, который произошел с момента прихода в церкви, — совершенно уникальный, потому что Господь нам, в атеистическом окружении, воспитанных в принципах марксизма-ленинизма, очень помогал и каждому дал по его сердцу каких-то удивительных свидетельств и помощи. И самое большое обольщение, какое может быть, это представить, что за этой жизнью с ее неурядицами и страстями – ничего нет. На самом деле, за этим стоит удивительная глубина и любовь к этому миру”....(с)

интервью с автором (Зарегистрируйтесь или Авторизуйтесь)

..............................................

некоторые рассказы:

Новый Никодим

Вообще эти уполномоченные по делам религии, которым в советское время была дана такая власть, требуют своего отдельного рассказа. Именно от них порой зависела судьба священника и прихода: они имели полномочия или вовсе не дать иерею Божьему регистрацию, или ее отобрать, и тогда он оставался без храма, меж небом и землей, или просто — шантажировали его этой угрозой.. Но, как правило, многоопытные священники, знатоки человеческих душ, умели с ними обращаться: те были падки на деньги, выпивку, жадные, сребролюбивые, и, как правило, их просто подкупали и подпаивали. Как называли их в церковном народе, «упал, намоченный»…

А отец Анатолий, многочадный деревенский священник, духовный сын архимандрита Серафима, тоже много чего претерпевавший от своего уполномоченного, в конце концов обратил его в свою веру. Вот как это было.

Уполномоченный попался ему очень идейный, агрессивный и «занозистый» — все время норовил сделать какую-нибудь пакость священникам. И завел такой порядок: как только иерей Божий, назначенный в храм, обживется на своем месте, прихожанами пообрастет, только детишек в школу поотдает, крыльцо подремонтирует, огородик посадит, так его сразу и переводить в другое село, в противоположном конце епархии. Формально он придирался к тому, что священник ведет в храме чуть ли не антисоветскую агитацию. Однако для таких серьезных обвинений, подводящих иерея Божьего под уголовную статью, нужны были серьезные свидетельства. И вот поначалу этот уполномоченный сам захаживал во время проповеди, пытаясь поймать священника на слове, а потом, как бы чего-то испугавшись, стал засылать туда с той же целью своих сексотов. И, давая им инструкции, на какой-то своей летучке произнес фразу, которая вышла за пределы и стала крылатой: «Вы, в основном, вокруг все слушайте, а в саму церковь-то не особо часто заходите и не надолго, а то ведь– за-со-сет!»

Короче говоря, так и не набрав улик против этого отца Анатолия, он его все же с его девятью детьми изрядно помытарил, перебрасывая из деревни в деревню, из села в село. А тут еще ему идея в голову пришла: в стране то и дело какая-нибудь вспыхивает эпидемия — то гриппа, то кори, а то и вовсе — холеры. И заказал он местному художнику написать такие красочные плакаты, на которых изображен толстенный поп с красно-фиолетовым злодейским лицом, который стоит с Чашей и причащает худосочных старух. А на Чаше — написано: «эпидемия гриппа» или «эпидемия холеры». И старухи эти, отходя от священника, вроде как претыкаются и падают и ложатся штабелями — уже мертвехонькие.

Развесил уполномоченный эти плакаты повсюду где можно — и на вокзале, и в поликлинике, и у себя в кабинете и вызывает к себе отца Анатолия.

— Вот, Анатолий Васильевич, полюбуйтесь, — обращается он к нему по-светски, по имени-отчеству. — В стране эпидемия, а вы заразу распространяете — всем одну ложку в рот кладете. Не положено так. Не гигиенично! Должен я вам запретить на это время причащать-то! Санэпидемстанции просигнализировать!

— Так мы причащаем во исцеление души и тела, — начал было отец Аннатолий, но уполномоченный повторил:

— За-пре-тить!

Посмотрел отец Анатолий на эту мазню на плакате, вздохнул, оглядел какую-то плюгавенькую фигурку уполномоченного, тухленькое такое личико и сочувственно говорит:

— Я вот тоже иногда думаю — ведь ко мне причащаться всякие люди ходят. У них и туберкулез, и онкология, и гепатит, и что угодно. А я потом, когда они причастятся, все то, что в Чаше осталось, потребляю. И лжицу за ними — облизываю. И все это — палочки Коха, бациллы, вирусы, инфекции — вроде во мне оказывается…

Уполномоченный радостно закивал:

— Вот-вот! Переносчики заразы!

— Все это — во мне, — задумчиво продолжал отец Анатолий, — а я — вон каков!

И поднялся перед уполномоченным во весь рост. А рост у него — под метр девяносто, в плечах — косая сажень, кожа на лице гладенькая да натянутая, розовая — так и пышет здоровьем и красотой. А зубы-то ровные, белоснежные, чистый рафинад, а волосы — против плешивого уполномоченного — что грива роскошнейшая, кудри крупные завиваются, глаза смотрят ясные, что два сокола… Одним словом, красавец отец Анатолий! Богатырь! Посмотрел-посмотрел на него уполномоченный снизу вверх и как-то совсем скис.

Ушел от него отец Анатолий и занялся своими делами: богослужения, паства, детишки, матушка…

А через полгода появляется у него уполномоченный, совсем желтый, скукоженный, засохший, как полевая трава. Смотрит на цветущего священника — красавца и здоровяка — мутным взором: — Рак, — говорит, — у меня нашли. Онкологию. Покрестите меня, отец Анатолий. И потом дайте мне из этой вашей Чаши целебной, из которой сами вы причащаетесь. Только в тайне. Партийный я. Нельзя мне. Покрестил его отец Анатолий, и сделался уполномоченный у него тайным христианином. Вроде евангельского Никодима. Тот ведь тоже — членом синедриона был. А сам по ночам приходил к Иисусу, и когда настал час, собственноручно погребал Его, обернув в пелены, умащенные благовониями: алоэ и смирной.

Конфуз

Как рассказывали мне монахи, отец А. прежде был насельником Троице-Сергиевой лавры, откуда его сослали «с глаз долой» в Псково?Печерский монастырь. И вот за что. Еще в советские времена в нижнем храме Успенского собора он устраивал отчитки бесноватых, и к нему приезжало отовсюду множество народа. А Лавра была в брежневские времена официальной «туристической точкой» — туда возили и иностранные делегации, и высокопоставленных лиц. Это имело важное идеологическое значение, ибо должно было засвидетельствовать гражданам других государств отсутствие у нас гонений на Церковь и полную свободу совести. Привезли туда как-то раз группу важных чиновников, к тому же — иностранного, капиталистического происхождения. И один из наших крупных чинов, ответственный работник, повел их на экскурсию в Троице-Сергиеву лавру. Они подивились ее величию, неземным красотам монастырских храмов, особой благорастворенности воздухов, а ответственный работник, чтобы они не слишком увлекались всем этим опиумом, стал им рассказывать о монахах какие-то байки — про подземный ход, по которому они якобы вылезают далеко за пределами монастыря и вольно разгуливают по городами весям, про то, как они добавляют в воду химические вещества, а потом выдают ее за святую, — словом, нес какую-то такую чушь. Потом что-то «на юморе» от себя добавил, скабрезное, не уставая напрягать лицевые мышцы иронической гримаской: мол, мы-то с вами все правильно понимаем!

А стояли они стайкой на площади перед Успенским собором, по которой отец А. уже в епитрахили, в поручах — как раз шел на «вычитку» в нижний храм. И что-то зацепило его на ходу, так что он на минуту задержался возле этих экскурсантов — какая-то фраза этого ответственного работника его насторожила, царапнула: он даже подошел к нему поближе — послушать. И вот когда он приблизился, этот безбожный краснобай вдруг изменился в лице, сложил губы трубочкой, прижал руки к груди, сломав их в запястьях, как собачка, которая, стоя на задних лапках, «служит», и завыл по- собачьи, а потом еще и залаял. Экскурсанты переглянулись, но поскольку лай был очень уж натуральным, они решили, что это он так шутит. И талантливо шутит, надо сказать. Точь-вточь немецкая овчарка заливается. Поэтому они заулыбались, засмеялись, а потом еще и зааплодировали: «Ишь, артист!» А он — минуту, другую — знай себе брешет. Схватил самого себя за горло и — не может остановиться. Красный весь, глаза навыкате — вот-вот из орбит выпрыгнут, а он все — ав?гав?гав?гав?гав,гав?гав?гав?гав?гав…

Постоял, постоял возле него отец А., потом накрыл его голову епитрахилью, и тот умолк. А старец ему и говорит: — Милый, тебе лечиться надо. Болен ты. Бес в тебе! Приезжай ко мне, я тебе помогу. С тем и пошел себе в храм. …Через несколько дней этого старца и услали в далекий провинциальный Псково?Печерский монастырь, подальше от людских глаз и толп. На всякий случай. А то — мало ли какому высокому чиновнику еще понадобилось бы посетить Лавру, и кто знает, какой еще конфуз мог бы там с ним при отце А. выйти: стал бы вдруг орать, как ишак, ржать, как лошадь, или кричать петухом, смущая народ. Мало ли что…

 

Ноу комментс... Новый вид литературы - православное фэнтэзи. И ведь не развлечётся, но поверит же какой-нибудь... чистый от просвещения и учения.

Выдержка из биографии

Произведения Николаевой переведены на английский, итальянский, китайский, немецкий, французский, японский и другие языки. Она - член СП СССР (1988; рекомендации Б. Окуджавы, Ю. Левитанского, Н. Вильям-Вильмонта), Русского ПЕН-центра (1993), была председателем жюри премии «Поэт» (2007), входила в жюри премии «Русский Букер» (2007).

Отмечена стипендией фонда А. Тепфера (1998), медалью г. Гренобль (1990; Франция), премиями имени Б. Пастернака (2002), журнала «Знамя» (2003), «Anthologia» (2004), «Поэт» (2006), дипломом премии «Московский счет» (2004).

Замужем за критиком, священником Владимиром Вигилянским.

Про стипендию Фонда Тёпфера

(Зарегистрируйтесь или Авторизуйтесь)

Олеся одеснУю Гундяева



* И всё-таки (я перечитал) это сатира и стёб в обе стороны.

 

Облачко

Однажды, когда мой муж — отец Владимир — дежурил у себя в храме Святой Мученицы Татианы, к нему пришла на беседу немолодая женщина со взрослой дочкой. У обеих были измученные несчастные лица.

— Батюшка, — сказали они, — у нас в доме полтергейст. Дедушка к нам покойный по ночам приходит. Измучились мы. Места себе не находим. Нам посоветовали к вам обратиться. Освятите нам, пожалуйста, квартиру.

— А что у вас происходит? Почему вы решили, что это полтергейст? И что это именно дедушка?

— А кто же еще? Как он отправился на тот свет, тут все и началось. Стало появляться у нас на кухне по вечерам серое облачко. Висит, висит над столом, а к ночи — сгущается и… припахивает.

— Припахивает?

— Ну да. Пахнет. Чтобы не сказать — пованивает. Воняет. Ужасная такая вонь. Смрад просто. И ворчит.

— Что значит “ворчит”?

— Бранится, ругается. Черным словом иногда не брезгует. И все — голосом дедушки. Хоть вон беги.

— А вы дедушку своего отпели? По-христиански его похоронили?

— Нет, мы-то сами в церковь не ходим. А он такой кощунник был! Ведь и ходить уже не мог, и говорил еле-еле, а такие богохульства изрекал! Голос сразу у него прорезался. Откуда только силы брались? А сейчас он нас просто с ума сводит. Вы не подумайте, я — сама врач, завотделением, — сказала мать, — а как облачко это стало появляться, думаю, все, схожу я постепенно с ума, раз у меня галлюцинации. Пошла к своей приятельнице — завотделением неврологии, стала ей про это рассказывать. Думала, может, она мне таблетки какие выпишет, лечение назначит… Она и говорит: ну, давай я к тебе приду, и мы посмотрим, что там у тебя за облачко такое. Пришла она, а дочку я к подружке отослала — ночевать. Сели мы ближе к полуночи с этой завотделением на кухне, а облачко уже — тут как тут: дурно пахнет, бранится, неловко и слышать! А завотделением неврологии вдруг признается: это облачко не в моей компетенции, потому что оно — не продукт твоей психики, я тоже его видела. Поэтому тут нужны другие специалисты. Дочка про это на следующий день услышала и призналась, что тоже это облачко каждую ночь видела, да только говорить об этом кому-либо боялась — думала, ее тут же в сумасшедший дом упекут.

— Ладно, — сказал отец Владимир, — давайте приеду к вам — освящу квартиру. Заодно и на ваше облачко посмотрю.

Повезла я моего мужа по указанному адресу. Только вошли в чистую просторную квартиру, и вдруг из-за угла выскочила на нас маленькая собачка, вроде болонки, и залилась злобным визгливым лаем, норовя куснуть моего мужа за ногу и мотая из стороны в сторону полу его подрясника.

— Иди ко мне, милая, иди, пушистая! — нагнулась я к ней. — От нас котом пахнет, вот она и лает.

— Р-рвав! — она неистово клацнула зубами, чуть лишь промахнувшись мимо моих пальцев, которые я едва успела отдернуть, и зашлась в захлебывающемся неистовом лае.

— Чакра, что с тобой? — ласково обратились к ней хозяйка квартиры. — Ничего не можем понять: с самого утра она так заливается. А всегда была такая мирная ласковая собачка.

— Пусть подумает о своем поведении, — дочка взяла ее на руки и закрыла в ванной.

Меж тем мой муж прошел на кухню, куда его увлекла хозяйка, желавшая показать, где именно появляется этот дедушка в виде дурно пахнущего бранчливого облачка.

— Ничего, — приободрил он двух растерянных женщин. — Я тут факультет журналистики освящал и зашел покропить кладовку с кассетами, железными бобинами и прочим кинооборудованием, так когда брызнул на них святой водой и трижды произнес: “В бегство да обратится все лукавое бесовское действо”, — стеллажи рухнули, и все бобины рассыпались по полу. Сами преподаватели, которые были со мной, сказали: “Видно, многое лукавство было заключено в них”. Так и ваше облачко мы обратим в бегство.

И в эту минуту на кухню ворвалась взбешенная болонка, которой каким-то непонятным образом удалось вырваться из закрытой ванной. Ненависть и ярость горели в ее черненьких, таких вроде бы забавных глазках-пуговках. Она кинулась на моего мужа, но женщины рванулись ей наперерез, успели перехватить и отправили обратно — за закрытую дверь. Но на этот раз они ее еще и заперли на защелку.

Отец Владимир разложил на столе требник, Евангелие, поставил святой елей и крещенскую воду, свечи, коробку с угольками, принявшись вслед за этим разжигать кадило.

Собака неистовствовала, хрипела и выла басом. Можно было подумать, что она там превратилась из болонки в ротвейлера.

Освящать квартиру пришлось под аккомпанемент этого безумного лая.

Но отец Владимир прочитал молитвы, Евангелие, начертал елеем кресты по четырем сторонам квартиры и двинулся по всем помещениям с кропилом, святой водой и властными словом: “В бегство да обратится все лукавое бесовское действо!”. Щедро плеснул на заклятое место над кухонным столом, на окна, двери, предметы, стенки, занавески, шкафы, диваны, стулья… Настала очередь ванной.

Дочка открыла дверь и попыталась взять на руки любимую декоративную собачку, но та цапнула ее за палец, вырвалась, судорожно забегала по квартире, в панике метнулась на кухню и, пока священник кропил место ее недавнего заточения, впрыгнула на табуретку, с табуретки на кухонный стол и там, продолжая все так же тяжело и надрывно лаять, наложила кучу и помочилась.

— А-а-а! — в ужасе заголосили испуганные женщины, увидев возле освященного елея эти следы непотребства. — Чакра взбесилась! С ней сроду такого не было, чистенькая такая всегда была… Простите, простите! Это дух дедушки в нее вселился — кощунника! — оправдывались они. Пунцовые, растрепанные.

Но собаке и этого было мало. Она подпрыгнула, выхватила из руки отца Владимира кропило и принялась его терзать, валяя по полу и урча.

Кое-как кропило у нее отбили, саму ее снова изловили, — на сей раз уже не голыми руками, а халатом — и снова посадили под замок в ванную.

Мы уехали, утешив бедных женщин, что во время освящения домов и не такое бывало. Бывало, что крещенская вода, приготовленная для освящения, вдруг закипала и обрызгивала присутствовавших кипятком. Что, видимо, дедушка их действительно сам еще при жизни призывал черную силу. Такое бывает…

Через две недели обе они — и мать, и дочь — появились в храме у отца Владимира.

— Ну что, — спросил он у них, — как там ваше облачко?

— Рассеялось, — сообщили они, — ушло. Даже как-то непривычно стало без него. И чувство такое, будто мы дедушку выгнали… А вот Чакра…

— Что случилось?

— Кинулась под машину. Сама. Вывели ее гулять — тогда, сразу как вы ушли, в садике спустили с рук. И вдруг она куда-то рванулась и сломя голову понеслась. И вот — осиротели мы. Она нам была как ребенок. Дедушка, наверное, отомстил.

Тут отец Владимир не выдержал и сказал:

— Дедушка ваш уже давно в гробу. А вы на него все беды валите. Признавайтесь, вы сами — чем в этой квартире занимались? Почему собачку невинную Чакрой назвали?

Они переглянулись и потупились:

— Ничего такого… Мы просто один раз, когда это облачко появилось, приглашали к себе экстрасенсов. Они долго ходили по квартире с какими-то палочками и вертящимися рамками, воскуряли благовония и делали пассы, но так и не справились. А до этого мы просто один раз дедушкин дух вызвали — узнать, как он там. Брошюрка нам попалась на развале: пособие по спиритизму. Решили попробовать. Всего разочек. Да он и сам был недоволен. Как сказанул: “Лахудры драные, вот я вас!”…

И что же? Получилось, что выполнил обещание.

(Зарегистрируйтесь или Авторизуйтесь)

 

Предполагая, что эта ветка создана не только для размещения сочинений авторессы, позволю себе такую ссылу

(Зарегистрируйтесь или Авторизуйтесь)

«Разбойники» и «кощунницы» православного масскульта

09.11.2012, ЕЛЕНА ВОЛКОВА, доктор культурологии

В последнее время немало произведений искусства и фольклора оскорбили нежные чувства православных верующих. Возмущение вызвали сатирические образы клириков ("Балда" Пушкина), язычница Баба-Яга, гравюры Пабло Пикассо, рок-опера "Иисус Христос- суперзвезда", роман "Додита" Набокова, неканонические иконы и пр. В этом контексте интересно узнать: а какое искусство одобряют те, кто сегодня называет себя православным?

Это легко выяснить на православных сайтах. Они рекомендуют списки книг, песен и фильмов. Сериал "Спас под берёзами", сериал "Батюшка" и др.

Такого рода фильмы снимаются в легко узнаваемой лубочной манере казенного советского кино на фоне березовых рощ, народных сходов «праведников» (советских «тружеников»), деревенских свадеб, пьяного разгула «грешников» (советских «тунеядцев»), потешных политиков-бюрократов, оторвавшихся от народа, и сладкого песенного напева о родной земле. При этом они сразу получают титул «православного сериала» и хвалебные рецензии в церковных СМИ как художественное воплощение идеалов Святой Руси. Идеализация приходской жизни могла бы быть оправдана желанием воспеть искреннюю веру, милосердие, помощь бедствующим, но эта утопия одновременно утверждает языческий культ силы, магическую установку на чудо, оправдывает насилие, развивает патриархальную семейную модель общества, рядовым членам которого достаточно быть послушными детьми, поскольку решения за них принимают «отцы-мудрецы».

Среди православных боевиков лидируют «Настоятель» (2010) и «Настоятель-2» (2012), в которых известный мачо Егор Пазенко, сыгравший до того немало бандитов и военных, изображает не елейного батюшку, а по накатанному играет стереотипного героя-спасителя из стандартного боевика. От многочисленных персонажей подобного рода «супермена в рясе» отличает только облачение (хотя чаще он появляется в джинсах и кожанке) и то, что в конце фильма он не может жениться на любимой — как водится, спасенной им девушке.

В массовой литературе расцвел жанр, которому блогеры дали меткое название «православный триллер»: он ярко представлен серией романов Дмитрия Черкасова «Хранители веры», герои которой «помогают «секретной православной службе» уничтожать вселенскую нечисть в лице Клеща Дермацентора и его многочисленных и коварных приспешников» в виде колдунов, масонских агентов, оборотней и сатанистов.

Сложившиеся в массовом религиозном искусстве персонажи-близнецы — «священник из военных» (летчик, моряк, афганец, милиционер и др.), «вынужденный» браться за оружие, и боец невидимого православного фронта, облеченный «священной» карательной миссией, — призваны создать у зрителей положительный образ «защитника Православия и Отечества», что может, кстати, служить оправданием и реальных погон госбезопасности у реальных священнослужителей.

Культ насилия, характерный для художественного ширпотреба, приводит к религиозной романтизации бандита как «разбойника благоразумного». Он, правда, редко осознает свои грехи, но может превратиться из убийцы в святого под влиянием амнезии, чудотворной иконы или просто почитаться таковым. Отец Георгий из «Спаса под березами» на вопрос криминального бизнесмена (на материальную помощь которого он рассчитывает), как же церковь сможет принять его наворованные деньги, прибегает к «евангельскому» оправданию: первым вошел в рай раскаявшийся (и впоследствии названный за это благоразумным) разбойник, умерший на кресте рядом с Иисусом.

Своего рода культурная икона этого «святого бандита» создана в «разбойничьих псалмах» и «покаянных песнях» православного рока, альбомы которого украшают иконы преображенных разбойников Раха и Варвара. На обложках уточняется, что родом эти жители Палестины и Греции, оказывается, были «из наших северных земель».

Парадоксальным образом гнев Божий в православном масскульте не обрушивается на воров и бандитов, насильников и убийц. Небесная кара уготована довольно невинным персонажам, вроде Татьяны Скрыпниковой (фильм Александра Прошкина «Чудо» по мотивам легенды 1956 года о «Зоином стоянии»), решившей в отсутствие ухажера Коли потанцевать на вечеринке с иконой Святителя Николая. Разбитная комсомолка, мозги которой промыты антирелигиозной пропагандой, она, однако, не взрывала храмов, не сажала верующих в тюрьму, не отнимала у них детей, то есть никоим образом не участвовала в жестоких хрущевских гонениях, обрушившихся в то время на церковь. Она лишь решила потанцевать с иконой.

Но почему-то именно «танцующая кощунница» застывает с иконой в руках, именно девушку, а не самого Хрущева, прямо виновного в преступлениях против церкви, наказывает Бог в «православном» фильме. Сам же генсек, напротив, представлен здесь спасителем — античным deus ex machina (бог из машины), который легко разрешает мистическую ситуацию.

Любопытно, что этот миф о «танцующей кощуннице» с новой силой овладел массовым сознанием в истории группы Pussy Riot. Реакция нынешнего «православного общества» на панк-молебен акционисток отсылает нас к архетипу жертвы, общественной «тени», на которую переносятся раздражение и гнев, вызванные многолетним унижением, нищетой, несправедливостью, беззащитностью перед лицом государственного насилия. Власти умело манипулируют травмированным сознанием людей, объявляя себя защитниками верующих, которые в ответ охотно воспевают руководство. Слабый человек рад оказаться под защитой власти и вместе с ней искоренять любой протест. А Pussy Riot возродили мощную традицию церковного и народного протеста, следуя примеру библейских пророков, юродивых, скоморохов и шутов. Обличая лицемерие, корыстолюбие и жестокость властей, они утверждали тем самым настоящее религиозное искусство правдоискательства и жизнетворчества и разоблачали своим «танцем правды» ложную претензию современных разбойников на «святое благоразумие».

ЕЛЕНА ВОЛКОВА, доктор культурологии, независимый эксперт по религиозным аспектам литературы и искусства

Читать полностью: (Зарегистрируйтесь или Авторизуйтесь)