ПУТИ РУССКОГО БОГОСЛОВИЯ

Новая философская энциклопедия

Обзор монографии протоиерея Георгия Флоровского

Страшный софизм висит над миром.

Известный каждому, принятый всей образованной публикой, уважаемый большинством ученого мира, он носит название «противоположность Знания и Веры». Являясь знамением XX века, антиномия этих двух родовых сил человеческого Духа, была унаследована нами от Просвещения XVIII и позитивизма XIX веков. И на протяжении последних двухсот лет человечество не раз жестоко поплатилось за это…

Убежденность в противоположности (точнее, в антиномизме) веры и знания есть продукт цивилизации. Точнее, «цивилизованного бескультурья». Того самого, что Александр Солженицын назвал «образованщиной». А ученик Алексея Лосева, уральский философ Владимир Бакшутов именует «дипломированным мещанством».

Между тем культурный взгляд на историю цивилизации древней и современной свидетельствует, что такое «цивилизованное бескультурье» в писаной истории человечества уже давным-давно было подвергнуто творческому преодолению и продуктивному упразднению. Сократ и Спиноза, Гегель и Иван Ильин , Сергий Булгаков и Владимир Соловьев – каждый из них, потрудившись над этой «апорией», убедительно рассказал человечеству о том, что «бескультурная цивилизованность» – это вещь, пострашнее Дьявола.

Так, религия – ИНСТИТУТ ОТНОШЕНИЯ ЛЮДЕЙ ПО ПОВОДУ ВЕРЫ – вопреки позитивизму и «просвещенчеству», неизбежно рождает и свое зеркальное отражение в стихии Истины. Это – знание о Вере, т.е. богословствующая наука или теология. Дух образованщины, который всерьез затронул мозги советской интеллигенции, получившей в вузе крохи философии в курсе атеизма, в ответ на это институциализировал и цивилизованный предрассудок, согласно которому теология – это непременно схоластика, а схоластика – это антифилософия. (Что философия суть наука, а не НАУКА(!) – это подразумевалось как бы само собой).

Однако, элементарная философская грамотность обязывает нас видеть в истории мировой философии её теологический состав. И, в то же время, смотреть на историю теологии как на богатейший материал и арсенал собственно философской мысли человечества. Ведь БОГ и ИСТИНА – интимнейшие друзья. И не менее уважительные друг к другу соперники. «Божественный свет» Истины и «Истинный лик» Бога – первостепенные проблемы той и другой дисциплины. Буквально все философские классики это хорошо понимали, о чем свидетельствуют такие термины как «религиозная философия» с одной стороны и «диалектическое богословие», «конкретная метафизика» – с другой. Понимание это было выковано в непреходящее правило мирового «философского цеха» – АТЕИЗМ без… БЕЗБОЖИЯ!

Феномен же «безбожного атеизма», в лоне которого проходил свою духовную муштру каждый советский школяр, трансформировался в ложную альтернативу: либо бесчеловечный теизм (спутанный с историей религии как социального института), либо безбожный атеизм (=гуманизм).

Справедливости ради нужно признать, что в историю религии составной частью входит и весьма авторитетный комплекс идей о человеке-христианине как «рабе божьем». Еще ранее Платон говорил о человеке-кукле, которым лишь играет бог. Эта версия христианства и, соответственно, теологии имеет хождение и сейчас. Именно версия такого «безлюдного христианства» и подвигла Фридриха Ницше на богоборчество. Готовясь к разоблачению софистики бесчеловечного теизма, он писал: «Говорит во мне истина. Но моя истина ужасна: ибо до сих пор ложь называлась истиной. Переоценка всех ценностей – это есть моя формула для акта наивысшего самосознания человечества, который стал во мне плотью и гением».

Но в борьбе с ложью, сам Ницше в этой лжи и увяз. Он ответил софизмом – на софизм! А именно: ежели христианство может быть антигуманным, то гуманизм должен быть безбожным, решил он. И эта «софистика» накрыла своей зловещей тенью весь XX век…

Между тем, человеческий «страх перед Богом» – лишь начало мудрости. Он сродни страху ребенка, который боится совершить ошибку. И, с точки зрения любой серьезной философии, не следует всего лишь начало софио-генеза выдавать за Мудрость всю! То есть, не следует путать «абстрактное» с «конкретным». Опираясь именно на этот закон «Конкретности бога и человека», русская мысль разработала уникальное понятие «Богочеловечества», при помощи которого она смогла очертить уникальный «Космос» русской истории и её философии, а именно: сферу СО-трудничества Бога и человека в Общем ДЕЛЕ преображения мира.

Однако, чтобы сотрудничать с Самим Богом, нужно стать достойным этого. Следовательно, восстановить во всей полноте «главные Родовые способности» человека и его духа. Русский философский ренессанс начала этого века, вслед за Вл.Соловьёвым, попытался осуществить акт «критики отвлеченных начал». Как единство Теологии, Философии и Науки, обретающих друг друга в «совершенном всеединстве», было понято оно.

…Эта стихия познающего себя всеединства недавно сделалась доступной нам в связи с публикацией фундаментальной монографии протоиерея Георгия Флоровского «Пути русского богословия». Опубликованная в 1937 году в Париже, она стала не только характеристикой пройденного пути, но и оценкой свершаемого времени. Свое же время, в самом конце исследования, автор расценил так: «В нынешний лукавый и судный день богословие вновь становится каким-то «общим делом» …Вновь открывается богословская эпоха… Наше время вновь призвано к богословию».

Если цель монографии Флоровского – осмыслить пути богословия русского, то какова же цель богословия вообще? Какова специфика богословской мысли как таковой?

- Нужно стремиться не столько к свободе, сколько к истине. Ибо только Истина освобождает, - был его ответ.

Природа богословского познания состоит в том, что знающий Истину, во-первых, свидетельствует о ней другим; во-вторых, призывает к смирению пред ней; в-третьих, сам смиряется и склоняется.

Такое «демонстрирующее свидетельство в смирении» суть последнее доказательство её подлинной всеобщности. Ведь свидетельство пред другими об Истине, но без собственного смирения перед ней, чревато суетным свое-мыслием, следовательно, ложью.

Нетрудно заметить, что подобная постановка вопроса глубоко укоренена в мировой философской классике, а именно: познание Истины, как и познание Бога, должно быть, прежде всего, «истинным», а не каким-то иным! Поэтому «Пути русского богословия», помимо всего прочего, - это ещё и серьезная книга о сущности философии русской, о становлении «нового субъекта философии» на её русском историческом пути.

Исторические и гносеологические «соблазны» этого пути описаны Флоровским до предела детально и любовно. Высокая философская квалификация автора – его умение мыслить Идеями – учит современного читателя настоящей Диалектике, неизмеримо расширяя наш весьма заскорузлый «идеологический кругозор».

Вот основные диалектические этапы этого «русского соблазна» (термин Флоровского): Крещение Руси – это её национальное самообретение через самоотречение; сложился дуализм культуры дневной (христианской) и ночной (языческой); из этого обстоятельства может проистекать «двоемыслие» и «двоеверие»; греческая стихия то помогала обрести себя, то, наоборот, утратить; то западничество выступало в виде старины, то обретение почвы – в виде равнения на Запад; с одной стороны, латинизм, не совместим с православием, а с другой – отвергать латинизм совсем еще не значит укреплять православие; «петровский переполох» расколол церковный опыт через молитву славянскую, а богословие латинское – открыв путь протестантизму на Руси; поиск выхода из такого положения привел к религиозному хождению в народ, что породило неверие верхов и суеверие низов (возникла возможность выдавать суеверие за «подлинную» веру; лишь в религиозной гносеологии В.Соловьева было намечено правильное соотношение «эмпирического» и «метафизического» для богословия и церкви.

Петровский же переполох завершился к 1917 – 1918 году…

Вывод автора: православие сегодня – это не только «предание», но и «задача». «Патристика, - соборность, - историзм, - эллинизм, - все это сопряженные аспекты единого и неразложимого задания», - пишет он. «Нет, не от греческого засилья страдала и пострадала русская богословская мысль, но именно от неосторожного и небрежного перерыва эллинистических и византийских преданий и связей».

От себя добавим: дело А.Лосева – многотомная «История античной эстетики» – не явилось ли конкретным ответом русской философской классики XX века на этот страстный богословский призыв?

В книге Флоровского мы находим весьма характерную оценку и «социалистического соблазна». Социализм – это «заблудившаяся жажда соборности», - полагал он. И в самом деле, у православия и социализма оказалась одна и та же историческая судьба, одни и те же предатели Идеи…

Так второе десятилетие XIX века в России прошло под знаком Библейского общества. В 1816 году было решено издание русской Библии. За первые десять лет работы было издано книг на 43-х языках и наречиях 704.831 экземпляр. «Успех создавался именно административным внушением или приказом, «благовестие» слишком часто передавалось точно по команде». Губернаторы начали говорить речи, совершенно похожие на проповеди; городничие и градские головы, капитан-исправники с успехом распространяли Священное Писание и доносили о том по начальству в благочестивых письмах. Выработалось особое ведомственно-библейское лицемерие. В итоге весь остаток XIX века господствовал незыблемый принцип: не сметь защищать православие... без разрешения начальства!

Вспомним, что век спустя, оформился и святой принцип «коммунистического воспитания трудящихся», а именно: только начальство знает, что такое настоящий социализм! Но, ведь, «командная» Библия ничуть не лучше «командного «Капитала». Результат же, в обоих случаях, оказался один: антихристианство и антикоммунизм…

Философским апофеозом в богословско-историческом анализе «русского соблазна» является, на наш взгляд, последняя глава монографии под названием «Разрывы и связи». Её главная мысль: всемирная отзывчивость русской души есть «во всяком случае роковой и двусмысленный дар». Почему?

Предательская способность к тем культурно-психологическим перевоплощениям или превращениям, о которых говорил Достоевский в своей Пушкинской речи («нам внятно всё – и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений…») очень затрудняет, по Флоровскому, творческое собирание души. «В этих странствиях по временам и культурам всегда угрожает опасность не найти самого себя… И создаются в душе какие-то кочевые привычки, - привычка жить на развалинах или в походных шатрах».

Когда-то подобную душевную трудность мыслящего человеческого Духа Гегель подытожил так: существует неизбывное стремление к бесконечности. Бесконечность же бывает «дурная» или «истинная». Человеческая душа часто путает их…

И в порядке, так сказать, полемического согласия с Гегелем, мы находим у Флоровского такую вот итоговую мысль: стихия народной души синтезируется не «логосами», но «любовью». Точнее, «самоотречением перед Истиной» этой народной души.

х х х

…Говорят, что Вера – связь между Богом и Человеком. Это, конечно, так, но не совсем. Ведь есть Вера, но есть и СУЕверие. В отличие же от позитивистского суеверия «образованных людей», истинная Вера – это общая способность Бога и Человека, живущих в этом мире. И состоит их посюсторонняя общая способность в знании о том, что когда человек истинно верит в Бога, то Бог знает о нем.

А это означает, что в Бога можно, конечно, верить. Но можно Бога и ЗНАТЬ.

В.МОЛЧАНОВ, кандидат философских наук,

член совета городского семинара по русской, немецкой и греческой философии

«Русский Логос».

- В кн: «ДЕТСТВО. ОБРАЗОВАНИЕ. БОГОСЛОВИЕ И КУЛЬТУРА. (Возрождение софиологии и софиология возрождения на Урале).

Материалы Круглого стола научной и педагогической общественности

Правительство Свердловской области

Екатеринбургская епархия Русской Православной Церкви

Московский Патриархат

Педагогическое общество России

Свердловское областное отделение

Институт Человека при Восточном отделении

Национальной академии Наук Республики Казахстан

Воронежский государственный педагогический университет

Восточно-Казахстанский государственный университет

Школа «ПОИСК» № 182 г. Екатеринбург

Технический директор издания - ГУКИН В.А.

Екатеринбург, 1998.

- НАУКА УРАЛА ( назв. «О путях «русского соблазна»), № 25 (575), ноябрь 1992 г. Тираж 3000.

 

""Между тем, человеческий «страх перед Богом» – лишь начало мудрости. Он сродни страху ребенка, который боится совершить ошибку. И, с точки зрения любой серьезной философии, не следует всего лишь начало софио-генеза выдавать за Мудрость всю"""

Открою секрет (для многих -не секрет) - ребенок, как раз таки не боится совершить ошибку. Он ярко и искренне ее совершает, тем самым познавая мир.

И кстати - в софизме тоже рождается истина.