Повседневная жизнь советских людей Кто-то еще помнит, кому-то в диковнику... | страница 2

От жизни материальной рискну перейти к миру духовному.

Тексты взяты из того же самого учебника.

P.S. Представителей современного "креативного класса" предупреждаю: "Многа букаф".

Но кому интересно, те осилят.

6. Культура и общественные процессы в первые послевоенные годы

Победа в войне с фашизмом укрепляла в обществе надежды на лучшую, счастливую жизнь. Великие жертвы и лишения военного времени открывали для тех, кто выстоял, преодолел и победил, путь в светлое будущее. Гордость за свою страну и вера в неисчерпаемые возможности человека определяли оптимистический настрой советского общества послевоенных лет. Война во многом изменила мироощущение людей, выпавшие на долю каждого испытания заставили задуматься о значимости общечеловеческих ценностей — дружбы, верности, любви. Появилась, как казалось, и возможность жить в согласии с бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции. Тем более что миллионы солдат-освободителей побывали в Европе и видели иную, далекую от создававшейся довоенной пропагандой жизнь людей Запада. В изменениях духовного климата виделись и предвестия перемен в политической и культурной жизни страны. В кругах интеллигенции крепли надежды на ослабление идеологического диктата над художественным и научным творчеством. Советское общество первых послевоенных лет было «обществом надежд».

В эти годы в классическом исполнительском искусстве работала плеяда великих музыкантов — В.В. Софроницкий, М.В. Юдина, Э.Г. Гилельс, Д.Ф. Ойстрах, Л.Б. Коган. Началась творческая биография С.Т. Рихтера, М.Л. Ростроповича (победители первого послевоенного конкурса музыкантов-исполнителей), в Большом театре были поставлены балеты С.С. Прокофьева, в Ленинграде работал великий дирижер Е.А. Мравинский,первый исполнитель пяти симфоний Д.Д. Шостаковича. В изобразительном искусстве и литературе происходило

становление нового поколения художников. Размышляя о духе того времени в эпилоге романа «Доктор Живаго», Б.Л. Пастернак писал, что «хотя просветление и освобождение, которых ждали после войны, не наступили вместе с победою, как думали, но все равно предвестие свободы носилось в воздухе все послевоенные годы, составляя их единственное историческое содержание».

Основания для оптимизма давало и начавшееся улучшение отношений между властями и Русской православной церковью. В годы войны авторитет церкви заметно вырос, выросло и число верующих (по данным переписи 1937 г., верующими было, несмотря на жестокие гонения на церковь, более половины населения). В 1943 г. было восстановлено патриаршество, в 1945 г. после кончины патриарха Сергия (Страгородского) на патриарший престол был избран митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Симанский), служивший в войну в блокадном Ленинграде. Уменьшилась атеистическая пропаганда, начали открываться новые храмы (в 1947 г. богослужения проводились в 14 тыс. храмов), восстанавливалась приходская жизнь, были открыты православные образовательные учреждения, действовало около ста монастырей. Возобновились богослужения в Троице-Сергиевой лавре, церкви возвратили некоторые святыни, в том числе мощи одного из самых чтимых российских святых — преподобного Сергия Радонежского. Власть рассчитывала использовать авторитет церкви в политических целях, в борьбе за влияние в Европе и мире. В частности, предполагалось созвать в Москве Вселенский собор автокефальных православных церквей и подготовить задуманный еще весной 1945 г. созыв Всемирной конференции христианских церквей, которая могла бы противостоять влиянию Ватикана.

Но этим планам в условиях быстрого наступления «холодной войны» не суждено было воплотиться в жизнь. Страна вновь, как и в годы довоенных пятилеток, приступила к мобилизации внутренних ресурсов для восстановления разрушенного хозяйства и создания военного потенциала, способного противостоять США и их союзникам. Эта мобилизация в обстановке враждебного окружения требовала нового беспримерного напряжения сил. Для ее обеспечения был избран путь очередного ужесточения идеологического контроля государства над обществом. Чтобы добиться идеологического сплочения населения, необходимо было не допустить роста религиозного мироощущения людей. Эти установки не могли не сказаться на отношениях государства и церкви: уже в 1948—1949 гг. возобновились антирелигиозная пропаганда и гонения на священнослужителей, стала тормозиться регистрация приходов, в печати вновь стали нагнетаться антицерковные настроения.

«Передовым рубежом» идеологической борьбы вновь, как и в довоенные годы, стала сфера науки и культуры. Особое внимание уделялось литературе, кинематографу, музыке — тем областям художественного творчества, которые оказывали непосредственное влияние на формирование самосознания и духовного климата в обществе. Власть сочла нужным жестко указать деятелям культуры на их «место в рабочем строю» (по выражению В.В. Маяковского). Для этого был избран путь разгромных постановлений партии и правительства о положении дел в сфере литературы и искусства и «публичных дискуссий» о развитии научных исследований.

В августе 1946 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Мишенью критики стало творчество «несоветских писателей» А.А. Ахматовой и М.М. Зощенко. Постановление обличало «дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада» — важнейшее направление идеологического «главного удара» на фронте «холодной войны».

Аналогичные по тональности обличения содержались в других подобных постановлениях: «О репертуаре драматических театров и средствах по его улучшению», «О кинофильме «Большая жизнь», «Об опере «Великая дружба» В. Мурадели» (1946—1948). Кинорежиссерам Л.Д. Лукову, С.И. Юткевичу, А.П. Довженко, В.И. Пудовкину были брошены обвинения в «безыдейности» и «аполитичности». Жесткая критика прозвучала в адрес С.М. Эйзенштейна за вторую серию фильма «Иван Грозный» (первая была удостоена Сталинской премии 1946 г.). Режиссерская концепция картины, построенная вокруг проблем одиночества власти и пагубности насилия, была расценена как «невежество в изображении исторических фактов».

В рамках кампании борьбы с «чуждыми идейными влияниями» в 1948 г. был закрыт Музей нового западного искусства, а картины художников-импрессионистов из собраний московских коллекционеров начала ХХ в. С.И. Щукина и М.М. Морозова отправлены в запасники (позднее они были распределены между Пушкинским музеем в Москве и Эрмитажем). Вновь развернулась борьба с «формализмом». Наследие русского авангарда 1920-х гг. и творчество работавших вне жестких канонов социалистического реализма художников (А.А. Осмеркина, Р.Р. Фалька и др.) были преданы забвению. «Формалистические извращения» «выявили» в творчестве композиторов С.С. Прокофьева, Д.Д. Шостаковича, В.И. Мурадели, В.Я. Шебалина.

Художественное творчество вновь, как и в 1930-е гг., было поставлено властью в центр общественно-политической дискуссии. Насаждение идеологических догм в искусстве было призвано утвердить контроль над духовной сферой. В этой обстановке было организовано наступление на еврейские общественные и культурные организации.

Развернувшаяся кампания «борьбы с космополитизмом» сопровождалась безудержной пропагандой исторического приоритета СССР — России во всех областях науки, техники, художественной культуры. Утверждение идеи русского первенства (оно воплотилось в названии выходившего огромными тиражами сборника популярных очерков об истории русской науки «Рассказы о русском первенстве») и опоры на собственные силы на всех без исключения направлениях развития страны, включая искусство и науку, — лейтмотив культурной жизни первых послевоенных лет. Издававшиеся в те годы исторические романы, выходившие на экраны кинофильмы о выдающихся деятелях отечественной культуры были проникнуты идеей национального первенства.

Время для осмысления трагической стороны войны еще не пришло, хотя в эти годы М. Исаковский пишет пронзительное стихотворение «Враги сожгли родную хату» (ставшее песней), А. Твардовский создает поэму «Дом у дороги», посвященную горькой судьбе смоленской деревни. Появляются первые произведения, показывающие события глазами их участников, такие, как повесть В.П. Некрасова «В окопах Сталинграда», получившая в 1947 г. Сталинскую премию. Тема войны уступила место рассказам о героических буднях. Художественные произведения должны были формировать положительные идеалы и оптимистический настрой и быть «понятными» самой широкой аудитории. В результате появилось множество сходных по сюжетам произведений — о конфликте новаторов и консерваторов, о борьбе советских людей с производственными трудностями и их успешном преодолении. Упрощенная форма изложения подавалась в них как «правда жизни», и общее состояние литературного процесса отражало сформулированный властью идеологический запрос.

Идеализация советской действительности стала нормой художественного творчества. В то же время в возвращавшемся к мирной жизни обществе, жившем в обстановке скудного послевоенного быта, остро ощущалась потребность в радости и красоте.

Дочь Сталина С. Аллилуева так охарактеризовала этот период: «Людям хочется... эгоистического счастья, ярких красок, звуков, фейерверков, страстей... хочется, чтобы жизнь стала европейской наконец-то и для России... хочется повидать все страны мира, жадно, скорей, скорей! Хочется комфорта, изящной мебели и одежды вместо деревенских сундуков и зипунов. ...Разве осудишь все это, когда это все так естественно после стольких лет пуританства… замкнутости и отгороженности от всего мира?»

Огромной популярностью пользовались отражавшие этот настрой произведения, такие, как поставленный в жанре музыкальной комедии кинофильм «Кубанские казаки» (реж. И.А. Пырьев, 1949).

Комедия всегда была любимым жанром советского кино, правда, в ней неизменно и во весь голос, как в «Кубанских казаках» или в любимых довоенных картинах Г.В. Александрова («Волга-Волга», «Цирк»), звучал идеологический посыл о преимуществах советского строя. Созвучные общественным настроениям мажорные эпические мотивы отличали живопись и монументальную скульптуру. Распространенными сюжетами здесь были спорт, детство, трудовые будни и советские праздники. Витриной достижений страны стал комплекс Выставки достижений народного хозяйства (ВДНХ СССР), строительство которого возобновилось после войны.

Искусство создавало радостный и привлекательный миф-сказку о советском образе жизни, о светлом будущем, в него хотелось верить.

Для интерьеров строившихся общественных зданий заказывались многофигурные полотна, изображавшие руководителей партии в окружении «простых людей», художники работали над ними «бригадным методом». В основном искусство всех жанров, включая живопись и скульптуру, было ориентировано на «понятную» повествовательность и бытовую достоверность (Ф.П. Решетников. «Прибыл на каникулы», 1948 г., «Опять двойка», 1952 г.; А.И. Лактионов. «Письмо с фронта», 1947 г., «В новую квартиру», 1952 г., и др.).

Власть, по сути, «декретировала» работу в едином стиле — понятном по сюжетам и точном в воспроизведении деталей, парадном по форме и мажорном по звучанию. В архитектуру, скульптуру, прикладное искусство пришли приемы внешнего украшательства. Символами эпохи стали монументальные общественные сооружения, такие, как вестибюли московского метрополитена (станция «Комсомольская» кольцевая, архитектор А.В. Щусев и др., художник П.Д. Корин) и знаменитые высотные здания, строительство которых началось с 1947 г.

По свидетельству широко известного в то время в СССР турецкого поэта Назыма Хикмета, «в Москве создана совершенно новая архитектура, какой я не видел нигде в других городах мира. Она не гнетет людей, как во многих городах Америки: например, в Нью-Йорке из-за небоскребов улицы превратились в мрачные ущелья». Московские высотки действительно стали не только апогеем монументального строительства сталинской эпохи, но и «нашим ответом» на развернувшееся в городах США массовое высотное строительство.

Осуществление этих и многих других проектов должно было свидетельствовать о незыблемости социалистического строя и величии духа народа-победителя. На создание таких значимых для образа страны сооружений выделялись огромные средства.

Жесткое следование идеологическим установкам больно ударило по ряду направлений отечественной науки. Под огонь критики попали известные экономисты (Е.С. Варга), историки и философы, физики (Л.Д. Ландау, П.Л. Капица и др.), биологи_генетики. В науку переносились «классовые» оценки. В некоторых случаях (генетика, кибернетика, исследования мировой экономики) эти нападки привели к закрытию целых научных направлений или существенному ограничению исследований. Очень характерным для процессов идеологизации науки является фрагмент доклада Президента ВАСХНИЛ Т.Д. Лысенко «О положении в биологической науке», сделанного на сессии ВАСХНИЛ 31 июля 1948 г.

«Резко обострившаяся борьба, разделившая биологов на два непримиримых лагеря, возгорелась… вокруг старого вопроса: возможно ли наследование признаков и свойств, приобретаемых растительными и животными организмами в течение их жизни?.. Мичуринское учение, по своей сути материалистическо-диалектическое, фактами утверждает такую зависимость. Менделистско-морганистское учение, по своей сущности метафизико_идеалистическое, такую зависимость отвергает… Советские биологи считают, что мичуринские установки являются единственно научными установками. Вейсманисты и их последователи, отрицающие наследственность приобретенных свойств, не заслуживают того, чтобы долго распространяться о них».

На долгие годы было практически прервано взаимодействие с мировым научным сообществом. В качестве непреложного критерия научной истины использовались суждения теоретиков марксистской мысли (или их упрощенная интерпретация). Как руководство к пересмотру тематики и приоритетов исследований рассматривались работы Сталина, подводившие своего рода итог организованным публичным дискуссиям в сфере общественных наук (языкознания, политэкономии).

Вместе с тем после войны быстро восстанавливалась сеть научных учреждений, объем вложений в науку увеличился по сравнению с довоенным периодом в 2,5 раза, выросли престиж научных профессий и оплата труда ученых.

Внедрение научных достижений в промышленность было важным ресурсом восстановления разрушенного войной хозяйства, но квалифицированных кадров катастрофически не хватало. В 1949/50 учебном году страна перешла к обязательному семилетнему образованию,

подготовка рабочих кадров велась в системе «трудовых резервов» — ремесленных училищах и школах фабрично-заводского обучения.

Для молодежи, которая не сумела завершить в годы войны школьное образование и уже работала, открывались вечерние школы. Для подготовки учительских кадров были организованы краткосрочные курсы. Вернувшиеся с фронта молодые люди могли поступать в вузы на льготных условиях, эти льготы распространились в последующие годы и на тех, кто работал на производстве. При предприятиях открывались отделения вузов и техникумов с целью подготовки специалистов для собственного производства.

В результате этих мер число студентов к 1960 г. возросло по сравнению с предвоенным периодом в 3 раза (до 2,4 млн человек), и наибольшей популярностью пользовались широко востребованные в экономике инженерно-технические профессии.

 

Прочитано.

 

за это время упоротый лис перебрался в москву...

 

13. «Оттепель» в духовной жизни. Творческая интеллигенция и власть

Начавшийся после смерти Сталина период некоторого ослабления жесткого идеологического контроля над сферой культуры и перемен во внутренней и внешней политике вошел в отечественную историю под названием «оттепель». Понятие «оттепель» широко используется как метафора для описания характера изменений в духовном климате советского общества после марта 1953 г. Осенью этого года в журнале «Новый мир» была опубликована статья критика В. Померанцева «Об искренности в литературе», в которой говорилось о необходимости поставить в центр внимания литературы человека, «поднять подлинную тематику жизни, ввести в романы конфликты, занимающие людей в быту». В 1954 г., словно в ответ на эти размышления, журнал напечатал повесть И.Г. Эренбурга «Оттепель», которая и дала название целому периоду в политической и культурной жизни страны.

Доклад Хрущева на ХХ съезде КПСС произвел ошеломляющее впечатление на всю страну. Он обозначил границу в духовной жизни советского общества на время «до» и «после» ХХ съезда, разделил людей на сторонников и противников последовательного разоблачения культа личности, на «обновленцев» и «консерваторов». Сформулированная Хрущевым критика была воспринята многими как сигнал к переосмыслению предыдущего этапа отечественной истории.

После ХХ съезда прямое идеологическое давление на сферу культуры со стороны партийного руководства стало ослабевать. Период «оттепели» охватил примерно десять лет, но упомянутые процессы шли с разной степенью интенсивности и были отмечены многочисленными отступлениями от либерализации режима (первое пришлось уже на осень того же 1956 г., когда с помощью советских войск было подавлено восстание в Венгрии). Предвестием перемен стало возвращение из лагерей и ссылок тысяч доживших до этого дня репрессированных. Из печати почти исчезло упоминание имени Сталина, из общественных мест — его многочисленные изображения, из книжных магазинов и библиотек — изданные огромными тиражами его труды. Начались переименования городов, колхозов, заводов, улиц. Однако разоблачение культа личности поднимало проблему ответственности нового руководства страны, которое было прямым преемником прежнего режима, за гибель людей и за злоупотребления властью. Вопрос о том, как жить с грузом ответственности за прошлое и как изменить жизнь, не допустить повторения трагедии массовых репрессий, огромных лишений и жесткого диктата над всеми сферами жизни людей, оказался в центре внимания думающей части общества. А.Т. Твардовский в опубликованной в Советском Союзе только в годы перестройки поэме-исповеди «о времени и о себе» «По праву памяти» от имени поколения поделился этими мучительными раздумьями:

Давно отцами стали дети,

Но за всеобщего отца

Мы оказались все в ответе,

И длится суд десятилетий,

И не видать еще конца.

Литературная трибуна в СССР во многом заменяла свободную политическую полемику, и в условиях отсутствия свободы слова литературные произведения оказывались в центре общественных дискуссий. В годы «оттепели» в стране сформировалась большая и заинтересованная читательская аудитория, заявившая о своем праве на самостоятельные оценки и на выбор симпатий и антипатий. Широкий отклик вызвала публикация на страницах журнала «Новый мир» романа В.Д. Дудинцева «Не хлебом единым» (1956) — книги с живым, а не ходульным героем, носителем передовых взглядов, борцом с консерватизмом и косностью. В 1960—1965 гг. И.Г. Эренбург публикует в «Новом мире» с перерывами и большими купюрами, сделанными цензурой, книгу воспоминаний «Люди, годы, жизнь». Она возвратила имена деятелей преданной официальному забвению эпохи «русского авангарда» и мира западной культуры 1920-х гг. Большим событием стала публикация в 1962 г. на страницах того же журнала повести «Один день Ивана Денисовича», где А.И. Солженицын на основании собственного лагерного опыта размышлял о жертвах сталинских репрессий.

Появление в открытой печати первого художественного произведения о лагерной жизни было политическим решением. Санкционировавшее публикацию высшее руководство (повесть была напечатана по распоряжению Хрущева) признавало не только сам факт репрессий, но и необходимость внимания к этой трагической странице советской жизни, которая не успела еще стать историей. Два последующих произведения Солженицына («Матренин двор» и «Случай на станции Кречетовка», 1963) закрепили за журналом, которым руководил Твардовский, репутацию центра притяжения сторонников демократических начинаний. В лагере критиков «оттепельной» литературы оказался (с 1961 г.) журнал «Октябрь», ставший рупором консервативных политических взглядов. Вокруг журналов «Знамя» и «Молодая гвардия» группировались сторонники обращения к национальным истокам и традиционным ценностям. Такими поисками отмечено творчество писателя В.А. Солоухина («Владимирские проселки», 1957) и художника И.С. Глазунова, ставшего в ту пору известным иллюстратором русской классики. Споры вокруг проблем литературы, театра и кино были зеркалом царивших в обществе настроений. Противостояние группировавшихся вокруг журналов деятелей культуры косвенно отражало и борьбу мнений в руководстве страны вокруг путей ее дальнейшего развития.

«Оттепельная» проза и драматургия уделяли растущее внимание внутреннему миру и частной жизни человека. На рубеже 1960-х гг. на страницах «толстых» журналов, имевших многомиллионную читательскую аудиторию, начинают появляться произведения молодых писателей о молодых же современниках. При этом происходит четкое разделение на «деревенскую» (В.И. Белов, В.Г. Распутин, Ф.А. Абрамов, ранний В.М. Шукшин) и «городскую» (Ю.В. Трифонов, В.В. Липатов) прозу. Другой важной темой искусства стали размышления о мироощущении человека на войне, о цене победы. Авторами таких произведений стали люди, прошедшие войну и переосмысливающие этот опыт с позиций бывших в самой гуще событий людей (поэтому эту литературу часто называют «лейтенантской прозой»). О войне пишут Ю.В. Бондарев, К.Д. Воробьев, В.В. Быков, Б.Л. Васильев, Г.Я. Бакланов. К.М. Симонов создает трилогию «Живые и мертвые» (1959—1971).

Лучшие фильмы первых лет «оттепели» также показывают «человеческое лицо» войны («Летят журавли» по пьесе В.С. Розова «Вечно живые», реж. М.К. Калатозов, «Баллада о солдате», реж. Г.Н. Чухрай, «Судьба человека» по повести М.А. Шолохова, реж. С.Ф. Бондарчук).

Однако внимание властей к литературно-художественному процессу как зеркалу общественных настроений не ослабевало. Цензура тщательно отыскивала и уничтожала любые проявления инакомыслия. В эти годы В.C. Гроссман, автор «Сталинградских очерков» и романа «За правое дело», работает над эпопеей «Жизнь и судьба» — о судьбе, жертвах и трагедии ввергнутого в войну народа. В 1960 г. рукопись была отвергнута редакцией журнала «Знамя» и изъята у автора органами госбезопасности; по сохранившимся в списках двум экземплярам роман был опубликован в СССР только в годы перестройки. Подводя итог битвы на Волге, автор говорит о «хрупкости и непрочности бытия человека» и о «ценности человеческой личности», которая «обрисовалась во всей своей мощи». Философия и художественные средства дилогии Гроссмана (роману «Жизнь и судьба» предшествовал изданный в 1952 г. с купюрами роман «За правое дело») близки «Войне и миру» Толстого. По мысли Гроссмана, битвы выигрывают полководцы, но войну — только народ.

«Сталинградское сражение определило исход войны, но молчаливый спор между победившим народом и победившим государством продолжался. От этого спора зависела судьба человека, его свобода» — так писал автор романа.

В конце 1950-х гг. возник литературный самиздат. Так назывались ходившие в списках в виде машинописных, рукописных или фотокопий издания не прошедших цензуру произведений переводных иностранных и отечественных авторов. Через самиздат небольшая часть читающей публики получила возможность знакомиться с не принимавшимися к официальной публикации произведениями как известных, так и молодых авторов. В самиздатовских копиях распространялись стихи М.И. Цветаевой, А.А. Ахматовой, Н.С. Гумилева, молодых современных поэтов.

Другим источником знакомства с неподцензурным творчеством стал «тамиздат» — печатавшиеся за границей произведения отечественных авторов, возвращавшиеся затем окольными путями на родину к своему читателю. Именно так произошло с романом Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго», который с 1958 г. распространялся в самиздатовских списках в узком кругу заинтересованных читателей. В СССР роман готовили к публикации в «Новом мире», но книгу запретили как «проникнутую духом неприятия социалистической революции». В центре романа, который Пастернак считал делом жизни, — судьбы интеллигенции в вихре событий революций и Гражданской войны. Писатель, по его словам, хотел «дать исторический образ России за последнее сорокапятилетие…», выразить свои взгляды «на искусство, на Евангелие, на жизнь человека в истории и на многое другое».

После присуждения Б.Л. Пастернаку в 1958 г. Нобелевской премии по литературе «за выдающиеся заслуги в современной лирической поэзии и на традиционном поприще великой русской прозы» в СССР развернулась кампания по травле писателя. При этом Хрущев, как он позже признавался, самого романа не читал, как не читали его и подавляющее большинство негодующих «читателей», поскольку книга была недоступна широкой аудитории. В органы власти, прессу хлынул поток писем с осуждением писателя и с призывами лишить его советского гражданства; активное участие в этой кампании приняли и многие писатели. Пастернак был исключен из Союза писателей СССР.

Писатель категорически отверг требования властей покинуть страну, но был вынужден отказаться от премии. Организованный консервативными силами в высшем партийном руководстве разгром романа должен был четко указать границы «дозволенного» творчества.

«Доктор Живаго» получил мировую известность, а «дело Пастернака» и новое ужесточение цензуры знаменовали «начало конца» ожиданиям политической либерализации и стали свидетельством хрупкости и обратимости наметившихся, как казалось после ХХ съезда, перемен в отношениях власти и творческой интеллигенции.

В эти годы вошло в практику проведение встреч руководителей партии и государства с представителями интеллигенции. По существу, в государственной политике управления культурой мало что изменилось, и Хрущев на одной из таких встреч не преминул отметить, что в вопросах искусства он «сталинист». «Нравственное обеспечение строительства коммунизма» рассматривалось как главная задача художественного творчества. Определился круг приближенных к власти писателей и художников, они занимали руководящие посты в творческих союзах. Использовались и средства прямого давления на деятелей культуры. Во время юбилейной выставки Московской организации Союза художников в декабре 1962 г. Хрущев обрушился с грубыми нападками на молодых живописцев и скульпторов, работавших вне «понятных» реалистических канонов. После Карибского кризиса высшее партийное руководство сочло необходимым еще раз подчеркнуть невозможность мирного сосуществования социалистической и буржуазной идеологии и указать на ту роль, которая отводилась культуре в воспитании «строителя коммунизма» после принятия новой программы КПСС. В печати была развернута кампания критики «идейно чуждых влияний» и «индивидуалистического произвола».

Особенное значение этим мерам придавалось еще и потому, что в Советский Союз с Запада проникали новые художественные веяния, а вместе с ними — противоположные официальной идеологии идеи, в том числе политические. Власти просто обязаны были взять этот процесс под контроль. В 1955 г. вышел первый номер журнала «Иностранная литература», печатавшего произведения «прогрессивных» зарубежных авторов. В 1956 г. в Москве и Ленинграде состоялась выставка картин П. Пикассо — впервые в СССР были показаны картины одного из самых известных художников ХХ в. В 1957 г. в Москве прошел VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Состоялось первое знакомство советской молодежи с молодежной культурой Запада, с зарубежной модой. В рамках фестиваля были организованы выставки современного западного искусства, практически неизвестного в СССР. В 1958 г. в Москве прошел первый Международный конкурс им. П.И. Чайковского. Победа молодого американского пианиста Вана Клиберна стала одним из знаковых событий «оттепели».

В самом Советском Союзе зарождалось неофициальное искусство. Появились группы художников, пытавшихся отойти от жестких канонов социалистического реализма. Одна из таких групп работала в творческой студии Э.М. Белютина «Новая реальность», и именно художники этой студии попали под огонь хрущевской критики на выставке МОСХа (заодно с представителями «левого крыла» этой организации и скульптором Э. Неизвестным).

Другая группа объединяла художников и поэтов, собиравшихся на квартире в пригороде Москвы Лианозово. Представители «неофициального искусства» работали в Тарусе, городке, находящемся на расстоянии более 100 км от столицы, где селились некоторые возвращавшиеся из ссылки представители творческой интеллигенции. Жесткая критика за пресловутый «формализм» и «безыдейность», развернувшаяся в печати после скандала на выставке в Манеже в 1962 г., загнала этих художников в «подполье» — на квартиры (отсюда появился феномен «квартирных выставок» и название «другого искусства» — андеграунд, от англ. underground — подземелье).

Хотя аудиторию самиздата и «другого искусства» составлял в основном ограниченный круг представителей творческих профессий (гуманитарной и научно-технической интеллигенции, небольшой части студентов), влияние этих «ласточек оттепели» на духовный климат советского общества нельзя недооценивать. Появилась и стала крепнуть альтернатива официальному подцензурному искусству, утверждалось право личности на свободный

творческий поиск. Реакция властей в основном сводилась к жесткой критике и к «отлучению» тех, кто попадал под прицел критики, от аудитории читателей, зрителей и слушателей. Но из этого правила были и серьезные исключения: в 1964 г. состоялся судебный процесс против поэта И.А. Бродского, обвиненного в «тунеядстве», в результате которого он был отправлен в ссылку.

Большинство социально активных представителей творческой молодежи были далеки от открытой оппозиции существующей власти. Широко распространенной оставалась убежденность в том, что логика исторического развития Советского Союза требует безусловного отказа от сталинских методов политического руководства и возврата к идеалам революции, к последовательному воплощению в жизнь принципов социализма (хотя, конечно, в среде сторонников таких взглядов не было единодушия, и многие считали Сталина прямым политическим наследником Ленина). Разделявших такие настроения представителей нового поколения принято называть шестидесятниками. Термин впервые появился в заглавии опубликованной в журнале «Юность» в декабре 1960 г. статьи С. Рассадина о молодых писателях, их героях и читателях. Шестидесятников объединяло обостренное чувство ответственности за судьбу страны и убежденность в возможности обновления советской политической системы. Эти настроения нашли отражение в живописи так называемого сурового стиля — в произведениях молодых художников о трудовых буднях современников, которые отличает сдержанная цветовая гамма, крупные планы, монументальные образы (В.Е. Попков, Н.И. Андронов, Т.Т. Салахов и др.), в театральных постановках молодых коллективов «Современника» и «Таганки» и особенно в поэзии.

Вступавшее во взрослую жизнь первое послевоенное поколение считало себя поколением первооткрывателей, покорителей неведомых высот. Поэзия мажорного звучания и ярких метафор оказалась «соавтором эпохи», а сами молодые поэты (Е.А. Евтушенко, А.А. Вознесенский, Р.И. Рождественский, Б.А. Ахмадулина) были ровесниками своих первых читателей. Они энергично, напористо обращались к современникам и современным темам.

Стихи будто предназначались для чтения вслух. Их и читали вслух — в студенческих аудиториях, в библиотеках, на стадионах. Вечера поэзии в Политехническом музее в Москве собирали полные залы, а на поэтические чтения на стадионе в Лужниках в 1962 г. пришло 14 тыс. человек.

Живейший интерес молодежной аудитории к поэтическому слову определил духовную атмосферу рубежа 1960-х гг. Наступил период расцвета «поющейся поэзии» — авторского песенного творчества. Доверительные интонации авторов_исполнителей отражали стремление нового поколения к общению, открытости, искренности. Аудиторией Б.Ш. Окуджавы, Ю.И. Визбора, Ю.Ч. Кима, А.А. Галича были молодые «физики» и «лирики», яростно спорившие о волновавших всех проблемах научно-технического прогресса и гуманистических ценностях. С точки зрения официальной культуры авторской песни не существовало. Песенные вечера проходили, как правило, в квартирах, на природе, в дружеских компаниях близких по духу людей. Такое общение стало характерной приметой шестидесятых.

Свободное общение выплескивалось за пределы тесной городской квартиры. Красноречивым символом эпохи стала дорога. Казалось, вся страна пришла в движение. Ехали на целину, на стройки семилетки, в экспедиции и геологоразведочные партии. Труд тех, кто открывает неизведанное, покоряет высоты, — целинников, геологов, летчиков, космонавтов, строителей — воспринимался как подвиг, которому есть место и в мирной жизни.

Ехали и просто путешествовать, отправлялись в дальние и ближние походы, предпочитая труднодоступные места — тайгу, тундру или горы. Дорога воспринималась как пространство свободы духа, свободы общения, свободы выбора, не скованного, перефразируя популярную песню тех лет, житейскими заботами и повседневной суетой.

Но в споре «физиков» и «лириков» победа все же, как казалось, оставалась за теми, кто представлял научно-технический прогресс. Годы «оттепели» отмечены прорывами отечественной науки и выдающимися достижениями конструкторской мысли.

Не случайно одним из самых популярных литературных жанров в этот период стала научная фантастика. Профессия ученого была овеяна романтикой героических свершений на благо страны и человечества. Самоотверженное служение науке, талант и молодость отвечали духу времени, образ которого запечатлен в фильме о молодых ученых-физиках «Девять дней одного года» (реж. М.М. Ромм, 1961). Примером жизненного горения стали герои Д.А. Гранина. Его роман «Иду на грозу» (1962) о молодых физиках, занятых исследованиями атмосферного электричества, был очень популярен. Была «реабилитирована» кибернетика. Советские ученые (Л.Д. Ландау, П.А. Черенков, И.М. Франк и И.Е. Тамм, Н.Г. Басов и А.М. Прохоров) получили три Нобелевские премии по физике, что свидетельствовало о признании вклада советской науки в мировую на самых передовых рубежах исследований.

Появились новые научные центры — новосибирский Академгородок, Дубна, где работал Институт ядерных исследований, Протвино, Обнинск и Троицк (физика), Зеленоград (вычислительная техника), Пущино и Оболенск (биологические науки). В наукоградах жили и работали тысячи молодых инженеров и конструкторов. Здесь кипела научная и общественная жизнь. Проводились выставки, концерты авторской песни, ставились не выходившие на широкую публику студийные спектакли.

Успехи отечественной науки и техники широко пропагандировались как свидетельства преимущества советской общественной системы. Особенно популярной была идея «атома на службе мира и прогресса» (в то время как образ Запада, особенно после Карибского кризиса 1962 г. и начала войны во Вьетнаме в 1964 г., ассоциировался в пропагандистских кампаниях в печати с агрессией и «загниванием»).

Однако прорывы на знаковых направлениях освоения космоса и атомной энергетики сопровождались отставанием в ряде других ключевых сфер, определявших научно-технический прогресс (например, в области вычислительной техники). Всплески творческой свободы, определявшие духовную атмосферу эпохи, гасились бесцеремонным вмешательством власти в творческий процесс.

Реальную опасность для перспектив «коммунистического строительства» власти усматривали и в том, что, несмотря на провозглашенную цель «воспитания нового человека», в СССР не удавалось искоренить религиозное самосознание. Годы «оттепели» были ознаменованы новым оживлением антирелигиозной пропаганды и грубым административным давлением на Русскую православную церковь. Закрывались храмы (их число сократилось к 1965 г. до 7,5 тыс., т. е. вдвое по сравнению с предыдущим десятилетием) и монастыри, ликвидировались приходы, на желавших получить религиозное образование молодых людей оказывался грубый нажим, церкви запретили заниматься какой бы то ни было благотворительной деятельностью, священники были обязаны вести учет крещений и венчаний. Жесткие меры были предприняты и против других конфессий.

Чтобы открыто исповедовать религиозные взгляды, требовалось немало мужества. Причем все это происходило в условиях, когда начала подниматься вторая после войны волна интереса к религиозной жизни, к историческому духовному наследию, которые становились для многих альтернативой официальной идеологии. Были открыты неизвестные памятники иконописи, древнерусской скульптуры и фресковой живописи, опубликованы научные труды с их описанием. В 1960 г., к 600-летию Андрея Рублева, в Москве в Спасо-Андрониковом монастыре открылся для посетителей музей его имени, в экспозиции было большое собрание икон.

 

Подавляли и до Венгрии: 17 июня 1953 хрущёвцы подавили восстание в Берлине..

Оттепель в духовной жизни СССР ?? Не смеши мои тапки..

При Хрущеве церковь продолжала притесняться, в 1961 закрыта Киевская лавра.. Как и многие другие храмы были закрыты или разрушены, навязывался атеизм.. О какой "духовности" эпохи Хрущева говорить, когда самым бездуховным образом притесняется вера народа..

 

это кто такие?

 

Это подчинённые Хрущёва, тогда же он был у власти...

 

(Зарегистрируйтесь или Авторизуйтесь)

(Зарегистрируйтесь или Авторизуйтесь)