Любимые стихи выкладываем... | страница 14

Пастернак создавал шедевры, это один из них. А первое..... я прослезилась.

 

Создание человека.

Демон и Ангел расправили крылья...

Тела в поцелуе слились..

Белые перья подернулись пылью,

Черные блеском зажглись.

Демон.. стал ласковым, нежным, послушным...

Ангел же сильным и злым.

Каждый из них обменял свою душу

На то, что владело другим.

Зло и добро в это время смешались,

Новую жизнь породив.

Черное с белым друг другу отдались,

Серому двери открыв.

Демон и Ангел расправили крылья,

Души сливая навек.....

И появился, мечту сделав былью,

Плод их любви - Человек.

 

Краткое содержание

Шел -- и встретил женщину.

Вот и все событие.

Подумаешь, событие!

А не могу забыть ее.

Не могу забыть ее,

А она забыла.

Вот и все событие,

Вот и все, что было...

Борис Заходер

**********

Что же ты, дружок, вздыхаешь,

Что ты куришь по три пачки?

Ты ведь ясно понимаешь:

Это дама без собачки.

Да, увы, тебе понятно --

Не о том она хлопочет

И собачку, вероятно,

Завести и не захочет.

Словом, ты уже отчасти

Разобрался в милой даме:

Просыпаешься от счастья

И несешься за цветами...

Борис Заходер

Опять канонизация шалав

Опять канонизация шалав…

Ну, неужели мир еще не понял,

Что стервы любят кошек, рыбок, пони,

Конфеты, шмотки, цацки, зеркала…

Но не мужчин! Мужчин они хотят.

До одури, до дрожи, до истерик.

Они – рабыни собственных мистерий,

Циничные, прожженные… Хотя…

Они хотят не просто соблазнить…

Они хотят по каждой капле выжать,

Так, чтобы сердцу трудно было выжить,

Порвав аорты шелковою нить.

Они хотят любви. На час? На два?

На день? На сутки? Нет, на годы бреда.

Их кредо… - а у стерв бывает кредо! –

Ни мига передышки не давать.

Они целуют медленно, чтоб жгло,

Чтоб красные круги в глазах рябили…

Позвольте-ка, Вы стерву не любили?

Тогда понять Вам будет тяжело.

Вы не любили стерву? - Жили зря,

Посредственно, размеренно, безлико…

Ведь стерва – страсти главная улика,

Ее с другими не поставишь в ряд.

Она подобна старому вину,

Что терпкостью дурмана тянет нервы.

Шерше ля фам – о да! Ищите стерву!

И Вы не пожалеете, клянусь!

Sterva

---------- Post added at 00:43 ---------- Previous post was at 00:28 ----------

Я не верю

Я не верю тебе. Пустозвучно царапает нёбо

Изможденная грусть по тому, что однажды сбылось.

Городская весна пробирает чечеткой озноба,

Запускает сквозняк отыграться на струнах волос.

Я не верю тебе. А себе? Если вдуматься, тоже.

Бесприданницу нежность рассудок берет под арест.

Городская весна к нам становится строже и строже,

Укоризненно щуря косые глаза фонарей…

Я не верю тебе. И уже ничего не случится.

Нет ни смысла, ни сил объяснять, обвинять, обнимать…

Городская весна, малолетка со взглядом волчицы,

Отменяет тоску и прощает тебя [за меня].

Sterva

 

есть имена,

что тают

мятным леденцом во рту

есть имена,

что сливаются

с сигаретным дымом в прокуренной комнате

есть имена

до того приторные,

что их бы выплюнуть незаметно в платочек,

а то не дай бог кариес

есть имена,

что языком перекатывать

по нёбу размазывать

хочется

есть имена,

что ловцом снов

над кроватью повесить бы

есть имена,

что осторожно пробовать,

боясь обжечься

есть имена,

что льдинкой из бокала мартини

хочется

рассасывать

грызть

под язык

и только одно имя

залпом выпить

запотевшим граненым стаканом

холодной водки (с).

 

Возвращение

Виктор Гончаров

А всё случилось очень просто...

Открылась дверь, и мне навстречу

Девчурка маленького роста,

Девчурка, остренькие плечи!

И котелок упал на камни.

Четыре с лишним дома не был...

А дочка, разведя руками,

Сказала: "Дядя, нету хлеба!"

А я её схватил — и к звёздам!

И целовал в кусочки неба.

Ведь это я такую создал.

Четыре с лишним дома не был...

Земля

Юрий Левитанский

Я с землёю был связан немало лет.

Я лежал на ней. Шла война.

Но не землю я видел в те годы,

нет.

Почва была видна.

В ней под осень мой увязал сапог

с каждым новым дождём сильней.

Изо всех тех качеств, что дал

мне бог,

притяженье лишь было в ней.

Она вся измерялась длиной броска,

мерам нынешним вопреки.

До второй избы. До того леска.

До мельницы. До реки.

Я под утро в узкий окопчик лез,

и у самых моих бровей

стояла трава, как дремучий лес,

и, как мамонт, брёл муравей...

А весною цветами она цвела.

А зимою была бела.

Вот такая земля у меня была.

Маленькая была.

А потом эшелон меня вёз домой.

Всё вокруг обретало связь.

Изменялся мир изначальный мой,

протяжённее становясь.

Плыли страны. Вился жилой дымок.

Был в дороге я много дней.

Я ещё деталей видеть не мог,

но казалась земля крупней.

Я тогда и понял, как земля велика,

величественно велика.

И только когда на земле война —

маленькая она.

 

Ах, господи исусе!

Куда ни повернуся,

Кругом одни трамваи...

Но я не унываю.

Стою я в темноте -

Все номера не те,

В них женщины садятся -

Те, что меня боятся.

Я знаю: мне достанется,

Которая останется.

И про трамвай не врет,

И ничего не ждет.

 

Клен ты мой опавший, клен заледенелый,

Что стоишь нагнувшись под метелью белой?

Или что увидел? Или что услышал?

Словно за деревню погулять ты вышел.

И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,

Утонул в сугробе, приморозил ногу.

Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий,

Не дойду до дома с дружеской попойки.

Там вон встретил вербу, там сосну приметил,

Распевал им песни под метель о лете.

Сам себе казался я таким же кленом,

Только не опавшим, а вовсю зеленым.

И, утратив скромность, одуревши в доску,

Как жену чужую, обнимал березку.

28 ноября 1925

 

Собственно, я на минутку...

Не надо резких движений...

"Потом" остаётся в прошлом.

Собственно, я на минутку,

без поводов и причин.

Мне нужно забрать надежду...

Пустая формальность...

Пошло горчит новогодний кофе

и прошлогодний сплин.

Всё образуется...

Знаешь?

Прости, я опять банальна,

боюсь, потеряла навык

в плетении светских бесед.

С кем я сейчас?

С чего вдруг?

Нет, это совсем не тайна.

... Одна.

Ну, в придачу кошка.

И ночью в прихожей - свет...

Только не трогай, ладно?

Я не хочу утешений.

... Мне нужно намного больше,

чем ты пожелаешь дать.

Дружеская забота

от внутренних кровотечений

уже не спасает...

Хватит.

Не то пропаду опять.

Не надо долгих прощаний -

вслед посмотри без грусти,

и невозвратная точка

рассеется в тьме ночной.

Пусть больно пока.

Но это скоро уже отпустит.

Просто ещё живая...

Вижу...

И ты - живой...

Уже Другая

Держи её крепче, слышишь?

Её тонкие, 14,5* сантиметров в обхвате, запястья и его длинные

пальцы прекрасно подходят друг другу - особенно хороши запястья,

прижимаемые к кровати, с силой сжимаемые в кольце его пальцев туго...

/...держи её крепко, слышишь?...она горяча, "улетает" быстро, но

ещё быстрее от неё улетает "крыша"...знаешь уже?...ещё бы...держи

её и держись, слышишь...держи меня, потому что всё, что нужно моим

запястьям - это грубая нежность твоих пальцев.../

* по данным самого последнего замера )))))))

Уже Другая

 

Дай, Джим, на счастье лапу мне,

Такую лапу не видал я сроду.

Давай с тобой полаем при луне

На тихую, бесшумную погоду.

Дай, Джим, на счастье лапу мне.

Пожалуйста, голубчик, не лижись.

Пойми со мной хоть самое простое.

Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,

Не знаешь ты, что жить на свете стоит.

Хозяин твой и мил и знаменит,

И у него гостей бывает в доме много,

И каждый, улыбаясь, норовит

Тебя по шерсти бархатной потрогать.

Ты по-собачьи дьявольски красив,

С такою милою доверчивой приятцей.

И, никого ни капли не спросив,

Как пьяный друг, ты лезешь целоваться.

Мой милый Джим, среди твоих гостей

Так много всяких и невсяких было.

Но та, что всех безмолвней и грустней,

Сюда случайно вдруг не заходила?

Она придет, даю тебе поруку.

И без меня, в ее уставясь взгляд,

Ты за меня лизни ей нежно руку

За все, в чем был и не был виноват.

 

Вероника Тушнова

Купите счастье у меня, мадам,

и оплатите нежным поцелуем,

дешевле не просите, не отдам.

Дешёвым, извините, не торгуем.

Возьмите вы его, а то оно без вас

скучает постоянно и, тоскуя,

надоедает вами каждый час,

а если нет, то в небо улечу я.

А эту ношу заберу с собой,

подальше в облака её заброшу

и побреду тихонечко домой,

зачем без вас носить такую ношу.

Я предлагаю вам в последний раз

и больше предложения не будет.

Оно хорошее и создано для вас …

Купите счастье. Вас ведь не убудет.

Вы не торгуйтесь, я дешевле не продам,

я отдаю его, судьбой своей рискуя.

Купите счастье. Обращаюсь к вам, мадам.

Ведь счастье, счастье стоит поцелуя

 

Утро вечера мудренее –

Но дряннее

И длиннее.

Утром вечера –

Словно не было,

И не спрашивать

больше «Где была?»

Я во сне была –

Там Вас не было.

****

Погода такая, что хочется сдохнуть.

А водка такая,

Что хочется жить,

И встретить мужчину,

И, тронув за локоть,

Сказать: «Кучерявый, давайте дружить!»

****

Тихо. Дом – словно обморок,

Только ходики тикают.

Вы меня испугаете –

И я стану заикою.

Вот тогда вы начнёте

Извиняться и каяться,

Говорить, что такое –

Сплошь и рядом встречается...

И хвататься за голову,

И метаться по дому,

И звонить всем подряд –

И врачам, и знакомым.

А я буду молчать

И смотреть укоризненно.

А вы будете мучаться и терзаться –

Пожизненно.

****

Она была прекрасна и чиста,

И были высоки её полёты,

Она читала Моцарта с листа

И думала, что Моцарт – это ноты.

Она брала волшебный свой смычок

В прекрасные, поставленные руки,

Она играла Моцарта – как бог

И думала, что Моцарт – это звуки.

Вот скрипка. Сцена. Вот она сама.

И зал – как души спасшихся из ада.

Она сводила публику с ума,

И думала, что так оно и надо.

****

То ли это дерево качается,

То ли это Боженька печалится,

Как-то это странно получается:

Наступил февраль – и не кончается.

Господи, прости меня, нетрезвую,

Господи, не то чтобы я брезгую...

Мне Твои сокровища несметные –

Всё равно что мальчики балетные.

Господи, я так Тебя люблю!

Пригляди за мной, а я посплю...

****

А по весне в открытое окно

Влетит такое маленькое «но»

Она проснётся – а оно в груди

Он: «Что с тобою?» –

Взвизгнет: «Отойди!»

...Она начнёт глядеть издалека,

Она начнёт струиться, как река,

Закатывать глаза, цедить слова,

Снимать себе пылинки с рукава

И бегать на Центральный Телеграф

А он её убьёт, и будет прав.

(Зарегистрируйтесь или Авторизуйтесь)

 

Василий Лебедев-Кумач

ВМЕСТО ПИСЬМА

Ты просишь писать тебе часто и много,

Но редки и коротки письма мои, --

К тебе от меня -- непростая дорога,

И много писать мне мешают бои.

Враги -- недалеко. И в сумке походной

Я начатых писем десяток ношу.

Не хмурься! Я выберу часик свободный,

Настроюсь -- и сразу их все допишу.

Пускай эта песенка --

вместо письма,

Что в ней не сказал я, --

придумай сама,

И утром ее напевая без слов,

Ты знай, что я твой, что я жив и здоров.

Поверь мне, родная, -- тебе аккуратно

Длиннющие письма пишу я... во сне,

И кажется мне, что сейчас же обратно

Ответы, как птицы, несутся ко мне.

Но враг -- недалеко, и спим мы немного, --

Нас будит работа родных батарей...

У писем моих -- непростая дорога,

И ты не проси их ходить поскорей.

Пускай эта песенка --

вместо письма,

Что в ней не сказал я, --

придумай сама,

И утром ее напевая без слов,

Ты знай, что я твой, что я жив и здоров.

 

Когда-нибудь научусь

Наверное, я научусь когда-нибудь быть бесстрастной,

Колкости отпускать с улыбкой холодной и ясной

И не смотреть в глаза, уже не боясь обидеть,

В любовь научусь играть. Ещё научусь ненавидеть

И злобно в спину шипеть, в лицо улыбаясь сладко,

С подружками щебетать, разглядывая украдкой:

- Ты супер! Ты лучше всех!! /...разъелась опять, корова../

И, светский ведя диалог, их всех слать снова и снова

Куда Макар не гонял...да нет, пожалуй, и дальше.

И кофе пить с молоком. Жеманно топорща пальчик,

В лицо колечко совать - случайно так, ненароком,

И буднично обсуждать аборты раннего срока.

Легко жить - плюя на всех. Развлечься порой уныло,

Любовника заведя. Домой возвращаться: "Милый,

Скучала, вся извелась..." /...нет, вроде не заподозрил/,

И на балконе - курить. А не смотреть на звёзды.

И больше не знать, что там, где всё может быть параллельно,

Есть ты и что-то ещё. И даже не ждать апреля.

И не встречать рассвет. Не бегать босой по лужам.

И не искать ответ. Зачем? Он больше не нужен.

И тупо не замечать, как солнце играет в окнах...

Когда-нибудь научусь?...Да ну, лучше сразу сдохну!

Уже Другая

 

Заходи в мой маленький мирок

Просто так… и даже не звони…

Заходи ко мне на огонек,

Без тебя мне плохо в эти дни…

Если хочешь, почитай стихи…

Я пишу их просто от души.

А еще картинки посмотри,

Хоть они порой нехороши…

В этот вечер… и потом в другой…

Я тебя встречаю или жду.

Пусть твой взгляд и голос милый твой

Уничтожат мрак и пустоту.

Шардов

 

У забора, забрызганного грязью,

Где тополя на ветру звенят,

Застрелили суку бродячую,

И в мешок побросали щенят.

Она металась, металась,

От забора бежать пыталась,

И снова - под самое дуло - к щенкам,

К теплым, слепым ползункам.

Она не показывала оскала.

До этого ль! Жарко дышать ей.

Черное дуло искало

Белое пятнышко между ушей.

Не знаю, плачут собаки или не плачут

Но можно ли, волю давать курку,

Не увидеть в глазах собачьих

Почти человечью тоску?

Эдуард Асадов

 

Редьярд Киплинг

БОГИ АЗБУЧНЫХ ИСТИН

Перевод И. Грингольца и Т. Грингольц

Проходя сквозь века и страны в обличье всех рас земных,

Я сжился с Богами Торжищ и чтил по-своему их.

Я видел их Мощь и их Немощь, я дань им платил сполна.

Но Боги Азбучных Истин - вот Боги на все времена!

Ещё на деревьях отчих от Них усвоил народ:

Вода - непременно мочит, Огонь - непременно жжёт.

Но нашли мы подход бескрылым: где Дух, Идеал, Порыв?

И оставили их Гориллам, на Стезю Прогресса вступив.

С Ветром Времени мы летели. Они не спешили ничуть.

Не мчались, как Боги Торжищ, куда бы ни стало дуть.

Но Слово к нам нисходило, чуть только мы воспарим,

И племя ждала могила, и рушился гордый Рим.

Они были глухи к Надеждам, которыми жив Человек:

Молочные реки - где ж там! Нет и Мёдом текущих рек!

И ложь, что Мечты - это Крылья, и ложь, что Хотеть - значит Мочь,

А Боги Торжищ твердили, что всё так и есть, точь-в-точь.

Когда затевался Кембрий, возвестили нам Вечный мир:

Бросайте наземь оружье, сзывайте чужих на пир!

И продали нас, безоружных, в рабство, врагу под ярем,

А Боги Азбучных Истин сказали: "Верь, да не всем!"

Под клики "Равенство дамам!" жизнь в цвету нам сулил Девон,

И ближних мы возлюбили, но пуще всего - их жён.

И мужи о чести забыли, и жёны детей не ждут,

А Боги Азбучных Истин сказали: "Гибель за блуд!"

Ну а в смутное время Карбона обещали нам горы добра:

Нищий Павел, соединяйся и раздень богатея Петра!

Деньжищ у каждого - прорва, а товара нету нигде.

И Боги Азбучных Истин сказали: "Твой Хлеб - в Труде!"

И тут Боги Торжищ качнулись, льстивый хор их жрецов притих,

Даже нищие духом очнулись и дошло наконец до них:

Не всё, что Блестит, то Золото, Дважды два - не три и не пять,

И Боги Азбучных Истин вернулись учить нас опять.

Так было, так есть и так будет, пока Человек не исчез.

Всего четыре Закона принёс нам с собой Прогресс:

Пёс придет на свою Блевотину, Свинья свою Лужу найдет,

И Дурак, набив себе шишку, снова об пол Лоб расшибёт,

А когда, довершая дело, Новый мир пожалует к нам,

Чтоб воздать нам по нуждам нашим, никому не воздав по грехам, -

Как Воде суждено мочить нас, как Огню положено жечь,

Боги Азбучных Истин нагрянут, подъявши меч!

 

Я такая, какая есть,

Такой уродилась я.

Когда мне бывает смешно --

То смех мой полон огня.

Я люблю того, кто мне мил,

Того, кто любит меня.

Ну, а если я разлюблю,

Разве в этом виновна я?

Я нравлюсь. Я так создана,

Ничего не поделаешь тут,

Строен и гибок мой стан,

и движенья мои поют.

И грудь моя высока

И ярок блеска моих глаз.

Ну... И что же с того?

Разве это касается Вас?

Я такая, какая есть,

И многим нравлюсь такой,

Ну разве касается Вас,

Все то, что было со мной?

Да! Я любила кого-то.

Да! Кто-то меня любил.

Как любят дети, любила

Того, кто был сердцу мил.

Я просто любила, любила,

любила, любила,

Так о чем же еще говорить?

Я нравлюсь. И тут уж, поверьте,

Ничего нельзя изменить!

Жак Превер

Я - Женщина, с которой тяжело, но без которой во сто крат сложнее...

Таящая в себе добро и зло... в роду которой кошки, львы и змеи...

Я - женщина, умеющая ждать и ненавидящая люто ожиданье...

Дающая тебе мужскую стать... Награда я. И я же - наказанье...

Я - Женщина.Похожих в мире нет, я- женщина, с которой лестно рядом...

Я - Женщина, хранящая секрет, как покорять мужчину с полувзгляда...

Умеющая строить и ломать, смеяться искренне, и лживо слезы прятать...

Которую порою не понять, но постигать которую приятно...

Я - Женщина.Резва, мудра, хитра... Живущая по собственным законам...

Готовящая зелья у костра с невинным взглядом едких глаз зеленых...

Коснись меня - И рук не оторвешь... Я - Женщина с атласно-гладкой кожей...

Вонзающая в сердце острый нож... Ты без него отныне жить не сможешь...

Я - Женщина, которой для Тебя не жаль сжигать мосты и рушить стены...

Я - Женщина, которая, любя, ТЕБЯ предпочитает всей Вселенной...

Я - женщина, идущая к тебе... И не собьют с пути жара и вьюги...

Я - ЖЕНЩИНА...Смеюсь в лицо Судьбе... И не боюсь ее...Ведь с нею мы - Подруги...

Татьяна Геката

 

Детское

Не признаться не могу, а признаться тяжко,

Я б себе зашила рот, если бы смогла.

Я украла у тебя маленькое счастье

Самый крохотный флакон синего стекла.

Это счастье у тебя пряталось на полке

Покрывалось чешуей пыли и обид,

Ты его когда-то взял, доверху наполнил,

Надписал и позабыл - шкаф и так набит.

Я наткнулась на него, встав на табуретку,

Шаря в темной тишине в поисках сластей,

А оно блеснуло мне сказочно и редко,

Отразилось в потолке, брызнуло от стен,

И забилось под рукой, ласково запело -

Вот и не смогла уйти, не смогла не взять,

Там под самым колпачком голубая пена,

И такая синева - рассказать нельзя.

У тебя таких чудес - воз и два вагона,

Свежих счастий всех цветов закрома полны,

У тебя в окне живет майский птичий гомон,

У тебя в комоде есть плеск морской волны,

У тебя растут цветы и смеются дети,

У тебя так хорошо спорятся дела,

У тебя, наверно, есть всё, что есть на свете -

Ну, подумаешь, флакон синего стекла.

Самый крохотный, поверь, самый завалящий,

Может, там и вовсе чушь, талая вода.

Ты бы вовсе не полез в этот долгий ящик,

Ты б не вспомнил про него вовсе никогда.

Но сегодня ты с утра пел, готовил бигос,

Ты был весел, мир был мил, крепок был союз,

Но морщинка на щеке - та, что я влюбилась,

Превратилась в тонкий шрам, в тот, что я боюсь.

Ты поцеловал меня: приходи почаще,

Как всегда, на букве "о" губы округлив.

Я украла у тебя маленькое счастье,

И открыла за дверьми, вызывая лифт.

И такой открылся мир нежный и безумный,

И сирень, жасмин, весна, мед и пастила,

И такой прозрачный свет, что заныли зубы,

Этот крохотный секрет синего стекла.

Ты б не вспомнил про него, никогда не вспомнил,

Ты таких еще сто штук можешь сохранить.

Ты любой сосуд готов радостью наполнить,

Ты заставишь петь струной паутины нить,

Ты б не вспомнил про него средь других флаконов,

Золотится на заре фонарей слюда.

Смотрит грустно на меня профиль заоконный,

Верно, больше мне нельзя приходить сюда.

Все вокруг меня поет, будто птицы в чаще

Все внутри меня грустит не пойми о чем.

Я сжимаю в кулаке краденое счастье,

Слезы капают в него тоненьким ручьем.

(Зарегистрируйтесь или Авторизуйтесь)

 

Сегодня день рождения Иосифа Александровича Бродского

Шум ливня воскрешает по углам

салют мимозы, гаснущей в пыли.

И вечер делит сутки пополам,

как ножницы восьмерку на нули,

и в талии сужает циферблат,

с гитарой его сходство озарив.

У задержавшей на гитаре взгляд

пучок волос напоминает гриф.

Ее ладонь разглаживает шаль.

Волос ее коснуться или плеч -

и зазвучит окрепшая печаль;

другого ничего мне не извлечь.

Мы здесь одни. И, кроме наших глаз,

прикованных друг к другу в полутьме,

ничто уже не связывает нас

в заре'шеченной наискось тюрьме.

 

Мои любимые:

ЗИМНИМ ВЕЧЕРОМ В ЯЛТЕ

Сухое левантинское лицо,

упрятанное оспинками в бачки,

когда он ищет сигарету в пачке,

на безымянном тусклое кольцо

внезапно преломляет двести ватт,

и мой хрусталик вспышки не выносит;

я жмурюсь - и тогда он произносит,

глотая дым при этом, "виноват".

Январь в Крыму. На черноморский брег

зима приходит как бы для забавы:

не в состояньи удержаться снег

на лезвиях и остриях агавы.

Пустуют ресторации. Дымят

ихтиозавры грязные на рейде,

и прелых лавров слышен аромат.

"Налить вам этой мерзости?" "Налейте".

Итак - улыбка, сумерки, графин.

Вдали буфетчик, стискивая руки,

дает круги, как молодой дельфин

вокруг хамсой заполненной фелюги.

Квадрат окна. В горшках - желтофиоль.

Снежинки, проносящиеся мимо...

Остановись, мгновенье! Ты не столь

прекрасно, сколько ты неповторимо.

ПОДСВЕЧНИК

Сатир, покинув бронзовый ручей,

сжимает канделябр на шесть свечей,

как вещь, принадлежащую ему.

Но, как сурово утверждает опись,

он сам принадлежит ему. Увы,

все виды обладанья таковы.

Сатир - не исключенье. Посему

в его мошонке зеленеет окись.

Фантазия подчеркивает явь.

А было так: он перебрался вплавь

через поток, в чьем зеркале давно

шестью ветвями дерево шумело.

Он обнял ствол. Но ствол принадлежал

земле. А за спиной уничтожал

следы поток. Просвечивало дно.

И где-то щебетала Филомела.

Еще один продлись все это миг,

сатир бы одиночество постиг,

ручьям свою ненужность и земле;

но в то мгновенье мысль его ослабла.

Стемнело. Но из каждого угла

"Не умер" повторяли зеркала.

Подсвечник воцарился на столе,

пленяя завершенностью ансамбля.

Нас ждет не смерть, а новая среда.

От фотографий бронзовых вреда

сатиру нет. Шагнув за Рубикон,

он затвердел от пейс до гениталий.

Наверно, тем искусство и берет,

что только уточняет, а не врет,

поскольку основной его закон,

бесспорно, независимость деталей.

Зажжем же свечи. Полно говорить,

что нужно чей-то сумрак озарить.

Никто из нас другим не властелин,

хотя поползновения зловещи.

Не мне тебя, красавица, обнять.

И не тебе в слезах меня пенять;

поскольку заливает стеарин

не мысли о вещах, но сами вещи.

ШЕСТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Так долго вместе прожили, что вновь

второе января пришлось на вторник,

что удивленно поднятая бровь,

как со стекла автомобиля - дворник,

с лица сгоняла смутную печаль,

незамутненной оставляя даль.

Так долго вместе прожили, что снег

коль выпадал, то думалось - навеки,

что, дабы не зажмуривать ей век,

я прикрывал ладонью их, и веки,

не веря, что их пробуют спасти,

метались там, как бабочки в горсти.

Так чужды были всякой новизне,

что тесные объятия во сне

бесчестили любой психоанализ;

что губы, припадавшие к плечу,

с моими, задувавшими свечу,

не видя дел иных, соединялись.

Так долго вместе прожили, что роз

семейство на обшарпанных обоях

сменилось целой рощею берез,

и деньги появились у обоих,

и тридцать дней над морем, языкат,

грозил пожаром Турции закат.

Так долго вместе прожили без книг,

без мебели, без утвари на старом

диванчике, что - прежде, чем возник,-

был треугольник перпендикуляром,

восставленным знакомыми стоймя

над слившимися точками двумя.

Так долго вместе прожили мы с ней,

что сделали из собственных теней

мы дверь себе - работаешь ли, спишь ли,

но створки не распахивались врозь,

и мы прошли их, видимо, насквозь

и черным ходом в будущее вышли.