Любимые стихи выкладываем... | страница 15

Это мой океан. Я, рожденный в холодных теченьях,

ледниковою рыбой стою у парадного входа

в саркофаг бытия, где из всех вариантов прочтений

книги Жизни – мне врежутся в память лишь детские годы.

Отслоятся листами стихи, словно мертвая кожа

древних ящеров, бивших хвостами в станок Гуттенберга.

И когда я взлечу, то пойму, что полет не возможен

из-за крайней полярности рвущихся в сердце энергий.

И когда я качнусь, уцепившись ногтями за вечер,

утянув за собой небосвода измятую простынь,

мне откроется пропасть бессмысленных дел человечьих,

словно вклеенный в книгу Иова аляпистый постер.

Будет гнев – затаившийся блеск восклицательных знаков,

превращенных в штыки для ведения ближнего боя.

И на выставке язв в галереях тифозных бараков

победит расписавший вселенную собственной кровью.

Это мой океан, я оставлю ему завещанье

в золотой чешуе новорожденной дочери-рыбы.

Но пока я стою у парадного входа с вещами

и смотрю, как ушедшие первыми встретили гибель.

Это древнегерманское племя сикамбров на Рейне,

истребленное метлами дворников Римского папы,

вдохновило безумием гений разумного Гейне

на зачатие мира в лицейской тетради арапа.

Это он, синеглазый цветок абиссинских эмиров,

выткал русскую библию вязью посмертных видений.

И апостол его – тот, которого выбил Мартынов,

и его откровение – вспоротый в морге Есенин.

Там ли мой океан? Мне хотелось бы жить в Кишиневе,

под зеленою лампой, шутя, сочинять эпиграммы

на вульгарных богов, чьи богини торгуют любовью

возле пьяцца Сан-Марко, где в обморок падают фавны.

Там ли тина моя, там ли гнезда бирманских рубинов,

что – как все неживое – явились от кончиков пальцев

обреченных поэтов, замысливших явку с повинной

приучить к адюльтеру с отчаянным воплем скитальца.

Но опять победит расписавший вселенную матом.

Станут гнев и любовь просто кадрами камеры Кодак.

И по вечности слов сиротливо протащится атом,

превращающий пьяную кровь в минеральную воду.

Если в этой воде суждено мне открыть океаны

беспредельной любви и вулканы кипящего гнева,

я готов умереть у парадного входа в нирвану,

чтобы с первым похмельным стаканом вернуться на землю.

И взлететь, и опять осознать, что полет не искусство,

а прыжок из окна – драматурга почетное хобби,

выстрел в собственный глаз, обостряющий прочие чувства,

о которых мы ведали, плавая в женской утробе.

И качнуть элерон плавника, уповая на ветер,

на мгновение гневом замедлить период паденья,

и увидеть – за миг до того – наступление смерти

от любви – в череде незамеченных жизнью рождений.

Андрей Ханжин.

 

Письмо

Написала я тебе всего письмо - читай...

Сколько между нами было снов и слов - считай...

Тихая печаль и не надо слёз,

Ты меня прости, но было всё всерьёз.

Спасибо тебе за всё, что было - прошло...

Голыми руками счастье держали,

Плыли над городом белыми облаками - было не холодно,

Мы не думали, мы не гадали, даже не знали,

А только карты холодные на столы раскидали,

Все дороги бубновые, да виновые хлопоты,

Наша жизнь с перебегами,

Да любовь с пересчётами,

Наши песни не спеты и судьбы не поняты,

А забыли, наверное, что ведь ходим под Богом все.

Закрываю я твои глаза рукой - смотри...

Всё, что обо мне ты так хотел узнать - внутри,

Тихая печаль и не надо слов,

Ты меня прости, но было всё всерьёз

(текст песни)

 

Кое-кому, особо нравственному...

Н.А. Некрасов

НРАВСТВЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК

1

Живя согласно с строгой моралью,

Я никому не сделал в жизни зла.

Жена моя, закрыв лицо вуалью,

Под вечерок к любовнику пошла.

Я в дом к нему с полицией прокрался

И уличил... Он вызвал - я не дрался!

Она слегла в постель и умерла,

Истерзана позором и печалью...

Живя согласно с строгою моралью,

Я никому не сделал в жизни зла.

2

Приятель в срок мне долга не представил.

Я, намекнув по-дружески ему,

Закону рассудить нас предоставил;

Закон приговорил его в тюрьму.

В ней умер он, не заплатив алтына,

Но я не злюсь, хоть злиться есть причина!

Я долг ему простил того ж числа,

Почтив его слезами и печалью...

Живя согласно с строгою моралью,

Я никому не сделал в жизни зла.

3

Крестьянина я отдал в повара,

Он удался; хороший повар - счастье!

Но часто отлучался со двора

И званью неприличное пристрастье

Имел: любил читать и рассуждать.

Я, утомясь грозить и распекать,

Отечески посек его, каналью;

Он взял да утопился, дурь нашла!

Живя согласно с строгою моралью,

Я никому не сделал в жизни зла.

4

Имел я дочь; в учителя влюбилась

И с ним бежать хотела сгоряча.

Я погрозил проклятьем ей: смирилась

И вышла за седого богача.

И дом блестящ и полон был как чаша;

Но стала вдруг бледнеть и гаснуть Маша

И через год в чахотке умерла,

Сразив весь дом глубокою печалью...

Живя согласно с строгою моралью,

Я никому не сделал в жизни зла...

 

ШАРМАНЩИК

Мало ли чем представлялся и что означал

твой золотой с бубенцами костюм маскарадный -

в годы, когда италийский простор виноградный

звонкие дали тебе, чужаку, обещал...

Ведь не вышло, и музыка не помогла.

Небо поникло, померкло. Дорога размокла.

Даль отзвенела и, сделавшись близкою, смолкла -

и оказалась не сказкой, а тем, чем была.

Мало ли что под руками твоими поёт -

скрипка, гитара, волынка, шарманка, челеста...

Время глядит на тебя, как на ровное место,

будто бы вовсе не видит. Но в срок призовёт.

Ворожишь ли, в алмаз претворяя графит,

или чудишь, бубенцы пришивая к одежде, -

в срок призовёт тебя время; вот разве что прежде

даст оправдаться - и только потом умертвит.

Мало ли кто, повторяя канцону твою,

скажет, вздохнув, что «в Италии этаких нету»...

Самый крылатый напев, нагулявшись по свету,

так же стремится к забвенью, как ты к забытью.

Не вздохнуть невозможно, но верен ли вздох?

Право, шарманщиком меньше, шарманщиком больше...

Всё, кроме боли, умолкнет и скроется, боль же -

вечно была и останется вечно. Как Бог.

М. Щербаков

 

...А на заднем плане – цыгане

И цыганки – Груни да Мани

Вам подарят любви и взгляда –

Ровно столько, насколько надо,

Но посмотрят на вас, не видя,

И в глазах лишь одно: «Изыди!»

И плевать им на ваши слюни –

Они гордые Мани и Груни,

И судьба у них – тёмный омут,

И у каждой в кармане – ножик...

Вам бы лучше идти до дому

И не трогать их грязных ножек.

Вам же нужен души кусочек,

А душа там – совсем другая,

И не то, чтоб чернее ночи,

А заглянете – испугает,

И захочется вспомнить Слово

И раз двадцать перекреститься...

Если батюшка не суровый,

То вам это потом простится.

 

Часы останови, забудь про телефон

И бобику дай кость, чтобы не тявкал он.

Накрой чехлом рояль; под барабана дробь

И всхлипыванья пусть теперь выносят гроб.

Пускай аэроплан, свой объясняя вой,

Начертит в небесах "Он мертв" над головой,

И лебедь в бабочку из крепа спрячет грусть,

Регулировщики - в перчатках черных пусть.

Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,

Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,

Слова и их мотив, местоимений сплав.

Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.

(Продолжить)

Созвездья погаси и больше не смотри

Вверх. Упакуй луну и солнце разбери,

Слей в чашку океан, лес чисто подмети.

Отныне ничего в них больше не найти.

Уистен Хью Оден

 

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,

Не проси об этом счастье, отравляющем миры,

Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,

Что такое темный ужас начинателя игры!

Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,

У того исчез навеки безмятежный свет очей,

Духи ада любят слушать эти царственные звуки,

Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,

Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,

И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,

И когда пылает запад и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,

И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, —

Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи

В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.

Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,

В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.

И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,

И невеста зарыдает, и задумается друг.

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!

Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча.

На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ

И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!

Гумилёв.

Ещё из любимых - его же "Капитаны":

Но в мире есть иные области,

Луной мучительной томимы.

Для высшей силы, высшей доблести

Они навек недостижимы.

Там волны с блесками и всплесками

Непрекращаемого танца,

И там летит скачками резкими

Корабль Летучего Голландца.

Оно длинное, полностью здесь цитировать в общем-то незачем.

Да и вообще Гумилёв, почти весь.

 

Я искал

и не плачу, хотя не найду никогда.

Среди пересохших камней и пустых насекомых

не увижу сражение солнца с живыми телами.

Я вернусь к изначальному миру

столкновений, приливов и гулов,

к истокам новорожденных,

туда, где поверхности нет,

где увижу, как то, что искал, обретет

свою белую радость,

когда улечу, исчезая в любви и песках.

Туда не проникнет иней зрачков угасших

и стоны деревьев, которые губит шашень.

Там очертанья переплелись так тесно,

что каждая форма - только залог движенья.

И не пробиться там через рой соцветий -

зубы, как сахар, в воздухе растворятся.

И не погладить папоротник ладонью -

оледенит ее ужас слоновой кости.

Там, под корнями и в сердцевине ветра,

так очевидна истина заблуждений,

никелевый пловец, стерегущий волны,

сонных коров розоватые женские ноги.

Я искал

и не плачу, хотя не найду никогда.

Я вернусь к изначальному,

влажному трепету мира

и увижу, как то, что искал, обретет

свою белую радость,

когда улечу, исчезая в любви и песках.

Улетаю - навеки юный - над пустотой кроватей,

над стайкой бризов и севших на мель баркасов.

Дрожанье удара, толчок о крутую вечность

и любовь - наконец, беспробудная. Любовь!

Любовь наяву!

 

Хм. Поклонники Гарсии Лорки обнаружились? Приятно видеть.

 

Приятно видеть, что не я одна))

 

Галина Стрелкова

Не спрашивай меня.

Я просто не отвечу о чем в глазах печаль и что во мне болит.

Смотри, как вечер тих. Он с вечностью повенчан галактиками звезд, светящихся вдали.

И гаснут все слова, не отражаясь светом. Отчасти исказив в палитре гамму чувств.

Я просто помолчу. О том или об этом.

Я в этой тишине молчанием лечусь.

Ах, сколько было слов и важных разговоров. Была короткой ночь и ярок свет зари.

Осталась пустота безмолвных коридоров. Которая растет и давит изнутри. Грозя потоком слез прорвать мою плотину. Обидой погасить последнюю свечу.

И эту тишину я не могу покинуть...

И только потому

молчу

молчу

молчу

 

Я каши тебе не варю по утрам,

И борщ у меня вода,

Такую как я не желают врагам,

Я просто хуже врага,

Встаю я обычно в часика 2,

До двух меня не тронь,

Зато по ночам скачу как конь,

Как бешеная коза,

Но хуже больше не будет,

И не печалься зря,

Не все же такие люди,

Ну например как Я!

Ты продай меня за три рубля,

Тебе не трудно будет продать,

Но меня через день попросят забрать,

В награду за три косаря!

И ведь под боком, каждый божий день,

Нафиг, такая дрянь,

Такую даже убить не лень,

Хотя знаешь ...,

Хуже уже не будет.

Ты не печалься зря,

Не все же такие люди,

Ну например как Я!

 

Стынут пальцы, но лёд не растает – ведь сердце не бьётся.

Это сердце само стало льдинкой – безмолвной, бескровной.

И губу закусив, с осторожностью канатоходца

Он, как паззл, собирает единственно верное слово.

А она – где-то там, где тропинки буран перепутал, -

Повторяет в бреду, под каким-то дремотным наркозом:

«А ты помнишь, как было – на санках да с горочки - круто?

А ты помнишь, как в мае цвели на окне наши розы?...»

Он забыл. И цветы, и цвета – здесь остался лишь белый.

Не ищи, не ищи средь снегов закадычного друга…

А она не была - ни рисковой, ни сильной, ни смелой…

Это только сейчас… Вот и воет сейчас вместе с вьюгой:

«А ты помнишь меня? А ты помнишь про нас хоть полстрочки

Из давно истрепавшейся, в детстве зачитанной книги?..

Там расставлены – веришь ли мне? - и акценты, и точки,

Мудрый сказочник всё – ну ты веришь, ты веришь?.. – предвидел…»

Ей-то надо всего лишь – в глаза посмотреть ему снова.

И обнять, и заплакать, целуя в замёрзшие щёки…

Но уже почти сложены льдинки в заветное слово.

Дни, недели и годы – он сбился, наверно, со счёта…

Стынут пальцы, но он и не чувствует холода, правда -

Отчего-то устал. Да и вьюга заводит, пьянея.

…Пара новых коньков – неплохая, по сути, награда.

Если только не знать, что на свете есть что-то важнее.

Дарья Снегирева

Я пишу тебе, Герда, на серой треске,

Как ладошка старушечья, высохшей,

Там, где фьорды и ветры и кончились все

Голубые бумажки по тысяче,

Уколов безымянный тупым плавником,

Ледяными, как небо, чернилами,

На чужом языке и чужим языком,

Как ангиной, обложенным глиною,

Из пурги, из цинги, обмороженных щек,

Пятизвездных отелей и выше,

Я пишу, точно зная, что буду прощен

Или просто тобою услышан,

Я пишу тебе, Герда, на рыбьем хвосте

Имя новое в строчку втыкая,

Заклиная, моля, не успеть и успеть,

Ледяной твой, любимый твой. Каин.

Ната Сучкова

 

Когда нахлынут волнами сомненья,

Темно, как ночью, станет среди дня,

Когда надежды и друзья изменят,

О мужество, не покидай меня.

Когда подкашиваться будут ноги ,

Померкнет свет маячного огня ,

Чтоб не сойти мне с выбранной дороги,

О мужество, не покидай меня.

Когда порой накажет жизнь сверх меры,

За все ошибки юности казня,

Чтоб не терял в добро и правду веры,

О мужество, не покидай меня.

****

Когда корысть звучит в словах, не верь

Ни лести женщины, ни проискам мужчины,

И в собеседнике цени не сан, а речь:

Неважно, кто сказал, важны причины.

(Навои)

 

Ты, конечно, права.

Если хочется – будут Мальдивы

Иль Багамы. И пальмы, и небо, и нежный песок...

Экзотической музыки ритмы и танцы могли бы

Даже мертвых поднять. Эта музыка – выстрел в висок...

И в шезлонге лежать

и потягивать вяло кампари.

Золотистым загаром дразнить проходящих повес.

Где-то рядом с тобой с белозубой улыбкою парень

Будет нежно смотреть на тебя.

Ты скажи ему: – Yes!

Но, сегодня ты здесь. За тобой еще принц не приехал?

Тебе скучно сегодня и вот – задержалась в кафе.

Ты и здесь наполняешь весь зал своей жаждой успеха.

Я же – просто сижу. В ожидании.. аутодафе?

Этот – Premium Black

почему-то Ямайку напомнил...

Может, ром – это только удел для портовых таверн?

Пусть в пропорции три к одному был бокал мой наполнен.

Есть в Bacardi предчувствие драки...

Подали жюльен...

Так и знал! Этот вечер, конечно, закончится славно!

У меня – черный ром.

А к тебе вон идет кавалер.

Этот тоже из "черных"...

И нагло, походкою плавной

Он меня огибает, решительный, как пионэр...

Я предчувствовал драку...

Но драка, увы, не случилась...

Белым женщинам тоже джигиты бывают нужны.

Равнодушным теплом мне баккарди по телу разлилось,

И напомнило солнце и пальмы далекой страны...

Я хочу - значит, будет... Но всё-таки ты подойди...

Уже Другая

Ты, конечно же, прав.

Я хочу - значит, будут Багамы,

будут пальмы, и неба лазурь

и горячий песок,

будет краток роман -

в соблюдение норм мелодрамы.

Предположим, я буду развратна,

ты нежно-жесток.

Будут дни горячи,

будут ночи с оттенком кампари,

золотистый загар подчеркнёт

белоснежность белья,

впрочем, что это я -

до белья ли в совместном угаре?

Значит, только загар.

Только ночь.

Только ты.

Только я.

"Леди в красном"*

сегодня превысила дозу баккарди -

вечер, томный вначале, пожалуй,

уже горячит:

взгляды всё откровенней...

я знаю, ты тоже на старте,

хотя холоден внешне и

даже слегка нарочит.

... Да, сегодня я здесь.

Но за мной уже принц не приедет -

в моём возрасте принцев

от глянца отмыли дожди,

а в балансе любовном

опять доминирует кредит.

Я хочу - значит, будет.

Но всё-таки ты подойди...

___________________________________________

* "Леди в красном" - состав коктейля

Ингредиенты:

Гранатовый гренадин (Grenadine) по вкусу

Кампари (Campari) 0.5 унц.

Баккарди чёрный ром (Bacardi Black Rum) 0.5 унц.

Мандариновый наполеон (Mandarine Napoleon) 0.5 унц.

в комплекте с коктейлем рекомендую Chris DeBurgh - Lady In Red

 

Мотылёк, ты просто чудо, какие стихи напостила!Очень понра!)))

 

Рада, что Вам нравится, спасибо!

А днём - традиционно леди

Не спится...

Пишется вполсилы,

упорно ускользает слово,

а ночь ползёт неторопливо,

и отчего-то так хреново...

Не комильфо?

Ну да, конечно...

Я днём традиционно леди,

но вот сейчас, во тьме кромешной,

и на пороге "малой смерти",

могу хоть чуточку, да сбрендить?

И отпустить себя на волю -

рвануть на чёртовы кулички,

намазавшись пахучей дрянью;

бить зеркала, "ломать" пароли

и балансировать на грани,

и быть огнём последней спички.

Могу!

И буду...

Засыпая, уйду опять в запретный город,

где пахнет день салатным маем,

где каждый первый вечно молод.

... Искрится лунная дорожка,

дебошем дышит Cherry Brandy.

... Я ночью дикая немножко...

Но днём - традиционно леди.

Уже Другая

 

забавно, днем раньше хотела это выложить вместо "Шарманщика", телепатия?

 

Я в этом городе раздавлен небесами.

И здесь, на улицах с повадками змеи,

где ввысь растет кристаллом косный камень,

пусть отрастают волосы мои.

Немое дерево с культями чахлых веток,

ребенок, бледный белизной яйца,

лохмотья луж на башмаках, и этот

беззвучный вопль разбитого лица,

тоска, сжимающая душу обручами,

и мотылек в чернильнице моей...

И, сотню лиц сменивший за сто дней, -

я сам, раздавленный чужими небесами.

 

dodcat! Сегодня Федерико Гарсиа Лорка

испанский поэт и драматург

5 июня 1898 — 113 годовщина