Любимые стихи выкладываем... | страница 19

а тут и сомнений быть не может. Был у кого "счастливый шанс". но спустя время "счастье" кончилось.А у кого-то только -что началось. По моему все так! единственное, что не очень ясно автор мучается или радуется, что не заняла чье-то место, а оставила его той, которая это "счастье" заставила глядеть в нужную сторону

 

Милая девочка мне

Подарила осколки бутылки,

Брошенной в море давно.

Как обточило их море!

Нежно мерцают они,

Светлые аквамарины.

Также обточит и нас,

Друг мой, житейское море,

Только не будем мерцать

Светлыми каплями мы.

Будем тускнеть – и не знать,

Была ли в бутылке записка,

Что-то о душах людей,

Гибнущих – нет, не о нас.

Игорь Чиннов

 

(Зарегистрируйтесь или Авторизуйтесь)

...простое, казалось бы, мокрое доброе дело,

старушку из жалости молча толкнуть под трамвай,

чтоб ангел-вагоновожатый прижал её тело

к решётке у скверика, там, где старушечий рай.

Очнуться и - камнем в метро на "Октябрьском поле",

в "Охотном ряду" задавиться вспотевшей толпой,

Авдотьей тяжёлой несёт от барвихинской Оли,

так хочется рявкнуть в наушники: дура, не пой!

забей себе кляп, посмотри как кряхтит над столицей

рекламный скворец, как закат разевает он-лайн

беззубую пасть, как ребёнок на нары садится,

как жопка у дьявола в джинсах от Кевина Кляйн,

простое, казалось бы, в церкви как в морге прохладно,

попы не кадят, режут юношей на шашлыки,

в тазах маринуют их, хлещут гранёными ладан

и кости мешками в генштаб продают на штыки.

Очнуться и высечь себя полицейскою палкой,

чтоб в "Новой газете" буяном гражданским прослыть,

ещё омбудсмена пришить, омбудсмена не жалко,

так хочется харкнуть в экран: научи меня жить!

сними прямо здесь, подари полосатые брюки,

язык к кадыку прищеми депутатским значком,

я видеть хочу ваши великоросские глюки,

простое, казалось бы, дело - небрежным толчком

старушку со сцены истории, хули ей надо,

младенца - в купели, чего ему зря горевать,

да жахнуть гранёным, бог есть, окровавленный ладан,

да пасть смертью храбрых в Париже за родину-мать

 

Константин Случевский

Упала молния в ручей.

Вода не стала горячей.

А что ручей до дна пронзен,

Сквозь шелест струй не слышит он.

Зато и молнии струя,

Упав, лишилась бытия.

Другого не было пути...

И я прощу, и ты прости.

А. Ахматова

Я пью за разоренный дом,

За злую жизнь мою,

За одиночество вдвоем,

И за тебя я пью,—

За ложь меня предавших губ,

За мертвый холод глаз,

За то, что мир жесток и груб,

..............

 

Нет, ночи с тобою мне даже не снятся,-

Мне б только с тобою на карточке сняться,

Мне б только пройти бы с тобою весною

Лазоревым лугом, тропою лесною.

С тобой не мечтаю я утром проснуться,-

Мне б только руки твоей тихо коснуться,

Спросить: "Дорогая! скажи мне на милость,

Спалось ли спокойно и снов ли не снилось?"

Спросить: "Дорогая! за окнами ели

Не слишком ли за полночь долго шумели,

Не слишком ли часто автомобили

На дальнем шоссе понапрасну трубили?..

Не слишком ли долго под вечер смеркалось,

Не слишком ли громко рыба плескалась,

Не слишком ли долго кукушка скучала,

Не слишком ли громко сердце стучало?"

Вадим Шефнер 1940

Русская советская поэзия 50-70х годов.

Хрестоматия. Составитель И.И.Розанов.

Минск: Вышэйшая школа, 1982.

 

А ты размениваешься на мелочь,

На пустяки, по пустякам,

И головней дымится тусклый светоч,

Который мог светить векам.

Ну что же: невезенье, омерзенье,

И муха бьётся об окно,

Опять попытка самосохраненья,

Хотя, казалось бы, – смешно.

О, позабудь житейский хамский хай

И стань сама свободой и покоем.

Ты мелкая? Не льёшься через край?

Но – расцвети, белей, благоухай,

Душа, не будь лакеем, будь левкоем.

Игорь Чиннов

 

Измерим алгеброй Гармонию:

- Я Поэт,

Зовусь я Цветик,

От меня вам всем приветик!

Выиграет тот кто найдет рифму слову: 'Пакля', у меня вариант: 'Сакля' (-"Рвакля.Квакля" -НЕ предлагать)

 

вы очень умный, или мне кажется?

 

Девки по лесу гуляли,

Притворились лешими.

Их партейные поймали

Пи*дюлей навешали.

 

Классик жанра)Ещё какие знаешь?

 

Город мною отобедал,

Город мною закусил.

Городским огрызком еду

На маршрутном на такси.

Все асфальтовые тропки

Знает вялый организм.

Мне еще залезть в метро бы,

По кишке спуститься вниз.

Эк метро схватило круто -

Чуть не хрустнула спина!

Всех забило в самокрутку,

Раскурило докрасна.

Я и выкурен, и выпит,

Словно пепел наземь выбит.

Вылезаю площе марки,

Тихо двигаюсь вперед.

Мега-гига-супер-маркет

Щас меня пережует.

Обливаюсь крупным потом,

Возгораюсь, как бензин,

Хорошенько отработан,

Покидаю магазин.

Перекошен, перепачкан,

Оживаю на бегу.

Вечер скомканною жвачкой

Прилепил меня к ларьку.

Отлепляюсь от ларька.

Жив, курилка? Жив пока.

Я отломлен, я отрезан,

Я намазан на батон.

Доползаю до подъезда,

И меня съедает дом.

Перевариваюсь в чреве

Механического дня.

Лифта крашеная челюсть

Мнёт остаточки меня.

Выжат, высосан и слизан,

В кресло грох - и обомлел…

Доедай же, телевизор,

То, что город не доел!

Арбенин

 

Точно!!! Здорово!

 

Не стращай меня грозной судьбой

И великою северной скукой.

Нынче праздник наш первый с тобой,

И зовут этот праздник — разлукой.

Ничего, что не встретим зарю,

Что луна не блуждала над нами,

Я сегодня тебя одарю

Небывалыми в мире дарами:

Отраженьем моим на воде

В час, как речке вечерней не спится.

Взглядом тем, что падучей звезде

Не помог в небеса возвратиться,

Эхом голоса, что изнемог,

Л тогда был и свежий и летний,—

Чтоб ты слышать без трепета мог

Воронья подмосковного сплетни,

Чтобы сырость октябрьского дня

Стала слаще, чем майская нега...

Вспоминай же, мой ангел, меня,

Вспоминай хоть до первого снега.

1959

Анна Ахматова.

 

З. Гиппиус

Довольно

Мы долго ей, царице самозванной,

Курили фимиам.

Еще струится дым благоуханный,

Еще мерцает храм.

Но крылья острые Времен пронзили,

Разбили тайну тьмы.

Мы поняли, прозрев, кому служили,—

И содрогнулись мы.

Сладка была нам воля Самозванки,

Пред нею сладко пасть...

Мы не царице отдали — служанке

Бессмысленную власть.

Довольно! С опозоренного трона

Столкнем ее во прах.

Дрожи, закройся складками хитона,

Лежи на ступенях.

Лежи, смирись — и будешь между нами,

Мы не отгоним прочь.

Лежи на ступенях, служи при храме,

Но храма не порочь.

Ты все равно не перейдешь отныне

Заветную черту.

Мы, сильные, свергаем власть рабыни,

Свергаем — Красоту.

--------------

Крик

Изнемогаю от усталости,

Душа изранена, в крови...

Ужели нет над нами жалости,

Ужель над нами нет любви?

Мы исполняем волю строгую,

Как тени, тихо, без следа,

Неумолимою дорогою

Идем - неведомо куда.

И ноша жизни, ноша крестная.

Чем далее, тем тяжелей...

И ждет кончина неизвестная

У вечно запертых дверей.

Без ропота, без удивления

Мы делаем, что хочет Бог.

Он создал нас без вдохновения

И полюбить, создав, не мог.

Мы падаем, толпа бессильная,

Бессильно веря в чудеса,

А сверху, как плита могильная,

Слепые давят небеса.

--------------------

Снег

Опять он падает, чудесно молчаливый,

Легко колеблется и опускается...

Как сердцу сладостен полет его счастливый!

Несуществующий, он вновь рождается...

Все тот же, вновь пришел, неведомо откуда,

В нем холода соблазны, в нем забвенье...

Я жду его всегда, как жду от Бога чуда,

И странное с ним знаю единенье.

Пускай уйдет опять - но не страшна утрата.

Мне радостен его отход таинственный.

Я вечно буду ждать его безмолвного возврата,

Тебя, о ласковый, тебя, единственный.

Он тихо падает, и медленный и властный...

Безмерно счастлив я его победою...

Из всех чудес земли тебя, о снег прекрасный,

Тебя люблю... За что люблю - не ведаю.

 

Аля Кудряшова

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать.

Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять.

В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско,

солнце оставило в волосах выцветшие полоски.

Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы.

Витька с десятого этажа снова зовет купаться.

Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят.

Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый.

Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник.

Витька научит меня нырять, он обещал, я помню.

К речке дорога исхожена, выжжена и привычна.

Пыльные ноги похожи на мамины рукавички.

Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки.

Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки.

Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна.

Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно.

Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели.

Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен.

Солнце облизывает конспект ласковыми глазами.

Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета.

В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это.

Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен.

Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе.

Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме.

Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма.

Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки,

только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше.

Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее,

мы забираемся на крыльцо и запускаем змея.

Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд.

Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс.

Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу.

Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье.

Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле.

Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите.

Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите.

Пусть это будет большой секрет маленького разврата,

каждый был пьян, невесом, согрет теплым дыханьем брата,

горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона,

все друг при друге - и все одни, живы и непокорны.

Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик,

Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях.

Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки.

Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку.

Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться.

Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета.

Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах.

Сонными лапами через сквер, и никуда не деться.

Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве.

Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу,

я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы.

Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене.

"Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время.

Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу.

Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы,

ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку,

кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом.

Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать.

Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять.

Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.

 

А. Белянин

Я все теперь приму наполовину.

И, на полсердца наложив печать,

На полувзгляд и полувыстрел в спину

Полуулыбкой буду отвечать.

Полуобман приму на полуверу,

Полуогонь приму на полдуши,

На полбеды отвечу полумерой

И буду скромно доживать в тиши.

Помилуй бог! Как просто и спокойно!

Не надо только принимать всерьез

Обиду, подлость, травлю или бойню,

А также мир надежд, ошибок, грез...

Я буду жить с полухолодной кровью

И ждать багряных листьев к сентябрю.

Я полупьян твоей полулюбовью

И полуверю в то, что говорю...

-----------------

Исключение случайностей есть триумф закономерностей,

Вот и в наших отношениях прекратилась кутерьма.

Мы смогли классифицировать и принять систему ценностей.

Как приятны рассуждения не от чувств, а от ума!

Я стараюсь думать правильней, ставить мысль математически

В схему строгую и точную заключая образ твой.

Постигая грани логики, я почти готов психически

К абсолютному владению мозгом, сердцем и судьбой.

Мне теперь ужасно нравятся алгоритмы, цифры, кубики,

А ведь было, геометрия – вызывала дикий страх.

Нет, я больше не доверчивый, романтический и глупенький.

Я холодный и расчётливый и умнею на глазах.

Все торжественные вывихи, идиотские нелепости,

Всяческие чувства-бантики и душевную печаль

Положу в хороший ящичек, даже завяжу для крепости

И отправлю с нашей почтою в преголубенькую даль…

Вот и всё. Проблемы вечности пусть решат другие нытики.

Я же приложу старания всё исполнить, как сказал:

Просто стать недосягаемым ни для сплетни, ни для критики.

Идеал, язви вас за ногу! Несомненный идеал!

Мысль довел до безобразия, до абсурда, до нелепости,

Навсегда уже избавленный от любых житейских туч.

Словно в одиночной камере затворясь в себе, как в крепости,

Запираю двери намертво и проглатываю ключ…

 

Н. Тихонов

Гладиатор

Повседневных мелочей круглый цирк

Оглушает, и пылит, и зовет.

Его крик летит петлей во все концы,

Роет память, словно землю старый крот.

И под грохот самой комнатной трубы,

Под сиянье лишаев на потолке

Появляется, как вепрь, жесткий быт

Гладиатору в измятом пиджаке.

От свидетелей окрестности черны,

Быт идет, остря клыки меж дел,

Через речи переходит, через сны

Отдуваясь на арене, как в воде.

Его гнева мне знакома толщина,

Что вскипает, по обычаю урча.

Его хитрости измерена струна

Вплоть до пены, доплеснувшей до плеча.

Ежедневно перед толпами тревог

Гладиатором в изношенных штанах

Я красуюсь, не щадя ни рук, ни ног,

Я оспариваю вепря черный шаг.

Он и к песенному вызову глухой.

Полуслеп он и в конце концов ничей,

Пляшет, харкает бумажною трухой,

Дышит пылью нестерпимых мелочей.

Лишь запомнив и дела и песни те,

Что друзьями были мне,

На бой бреду,

И споткнусь ли в западне, на нищете,

В одиночество ль, как в яму, упаду, -

И пройдет амфитеатрами заря –

Та, последняя, что смоет, как прилив,

Если падать, так уж падать, разъярясь,

Хоть одно ребро у вепря проломив.

 

[SIZE=12pt][/SIZE]

Предупреждение.
Тем, у кого настроение Петрушки-весельчака, этот стих читать

НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ.

Лиза Галузина

Снова здравствуй, дорогая мама Катя, у меня сегодня новости плохие.

Я остался в девятнадцатой палате, а Маринка - в интенсивной терапии.

Я не слышал, как она кричала ночью, - я на третьем этаже, она - на пятом.

Говорят, что у нее чернеют почки, и прогнозы не совсем благоприятны.

У нее врачиха вредная и злая, а Маришка же у нас такая кроха!

Я поднялся, но меня не пропускают, это значит, ей сегодня очень плохо.

Я-то знаю, что сестренка где-то близко, я прокрался бы, но это против правил…

А на ужин были вкусные сосиски, если хочешь, я одну тебе оставил.

Нас постригли, а на завтрак - бутерброды, а пижама - в разноцветную полоску.

Мама Серого орет, что мы уроды, малолетняя шпана и отморозки.

Для нее, конечно, Серый самый лучший, детка-заинька, какой-то гений прямо.

Эта сволочь у меня еще получит, он такое мне сказал, такое, мама!..

Я пишу тебе, и Серый что-то пишет, только я его теперь не замечаю.

Мама, я-то понимаю, но Мариша часто плачет и немножечко скучает.

У тебя такая важная работа, что приехать точно времени не хватит.

Этот Серый говорит, что мы сироты, -

Вот придурок! Представляешь, мама Катя?..

 

...Стреляй, не бойся прострелить мне грудь.

Кент будет груб, покамест Лир безумен.

А ты как думал, взбалмошный старик?

Что рядом с лестью смолкнет откровенность?

Нет, честность более еще нужна,

Когда монарх впадает в безрассудство.

Не отдавай престола. Подави

Свою горячность. Я ручаюсь жизнью -

Любовь Корделии не меньше

Совсем не знак бездушья молчаливость.

Гремит лишь то, что пусто изнутри...

(отрывок из любимого)

 

Не подавая виду

Верю дурному знаку

Люди привыкнут к спиду

Так же, как привыкли к раку

Хиппи, привыкший к маку

Привыкнет к одеколону

Мир заползает в сраку

Ядерного сезона

Мы на краю потопа

Мы на краю обрыва

Мир заползает в жопу

Очередного взрыва

Дядька, привыкший к пиву

Пусть привыкает к крэку

Мы на краю обрыва

Время упало в реку

Нам, кто Отца покинул,

Нам ли бояться ада?

Он показал нам спину.

Хули нам еще надо?

(автор мне неизвестен)