Любимые стихи выкладываем... | страница 28

Николай Заболоцкий

В ЭТОЙ РОЩЕ БЕРЕЗОВОЙ

В этой роще березовой,

Вдалеке от страданий и бед,

Где колеблется розовый

Немигающий утренний свет,

Где прозрачной лавиною

Льются листья с высоких ветвей,—

Спой мне, иволга, песню пустынную,

Песню жизни моей.

Пролетев над поляною

И людей увидав с высоты,

Избрала деревянную

Неприметную дудочку ты,

Чтобы в свежести утренней,

Посетив человечье жилье,

Целомудренно бедной заутреней

Встретить утро мое.

Но ведь в жизни солдаты мы,

И уже на пределах ума

Содрогаются атомы,

Белым вихрем взметая дома.

Как безумные мельницы,

Машут войны крылами вокруг.

Где ж ты, иволга, леса отшельница?

Что ты смолкла, мой друг?

Окруженная взрывами,

Над рекой, где чернеет камыш,

Ты летишь над обрывами,

Над руинами смерти летишь.

Молчаливая странница,

Ты меня провожаешь на бой,

И смертельное облако тянется

Над твоей головой.

За великими реками

Встанет солнце, и в утренней мгле

С опаленными веками

Припаду я, убитый, к земле.

Крикнув бешеным вороном,

Весь дрожа, замолчит пулемет.

И тогда в моем сердце разорванном

Голос твой запоет.

И над рощей березовой,

Над березовой рощей моей,

Где лавиною розовой

Льются листья с высоких ветвей,

Где под каплей божественной

Холодеет кусочек цветка,—

Встанет утро победы торжественной

На века.

1946

 

Некрасивая девочка

Среди других играющих детей

Она напоминает лягушонка.

Заправлена в трусы худая рубашонка,

Колечки рыжеватые кудрей

Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,

Черты лица остры и некрасивы.

Двум мальчуганам, сверстникам её,

Отцы купили по велосипеду.

Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,

Гоняют по двору, забывши про неё,

Она ж за ними бегает по следу.

Чужая радость так же, как своя,

Томит её и вон из сердца рвётся,

И девочка ликует и смеётся,

Охваченная счастьем бытия.

Ни тени зависти, ни умысла худого

Ещё не знает это существо.

Ей всё на свете так безмерно ново,

Так живо всё, что для иных мертво!

И не хочу я думать, наблюдая,

Что будет день, когда она, рыдая,

Увидит с ужасом, что посреди подруг

Она всего лишь бедная дурнушка!

Мне верить хочется, что сердце не игрушка,

Сломать его едва ли можно вдруг!

Мне верить хочется, что чистый этот пламень,

Который в глубине её горит,

Всю боль свою один переболит

И перетопит самый тяжкий камень!

И пусть черты её нехороши

И нечем ей прельстить воображенье,-

Младенческая грация души

Уже сквозит в любом её движенье.

А если это так, то что есть красота

И почему её обожествляют люди?

Сосуд она, в котором пустота,

Или огонь, мерцающий в сосуде?

(с) Николай Заболоцкий, 1955

 

Н.А.Заболоцкий

Отрывок из поэмы "Деревья"

...

Да, человек есть башня птиц,

Зверей вместилище лохматых,

В его лице - миллионы лиц

Четвероногих и крылатых.

И много в нем живёт зверей,

И много рыб со дна морей,

Но все они в лучах сознанья

Больного мозга строят зданье.

Сквозь рты, желудки, пищеводы,

Через кишечную тюрьму

Лежит центральный путь природы

К благословенному уму.

Итак, да здравствуют сраженья,

И рёв зверей, и ружей гром,

И всех живых преображенье

В одном сознанье мировом!

И в этой битве постоянной

Я, неизвестный человек,

Провозглашаю деревянный,

Простой, дремучий, честный век.

Провозглашаю славный век

Больших деревьев, длинных рек,

Прохладных гор, степей могучих,

И солнце розовое в тучах,

А разговор о годах лучших

Пусть продолжает человек.

...

 

Я смерти жду, как бедную вдову

ждет старый прохиндей в кафе напротив,

и, не дождавшись, горестно реву,

докуривая гадостный наркотик...

В дурмане позабуду зыбкость слов,

и затянусь слезою напоследок,

и помяну каналий докторов

с рецептами пиратских чёрных меток.

Я докурю и выгляну на свет,

но свет прикрыл исподнее дождиной.

И прокряхтит вослед мне старый дед:

"Ну, нихерась, погодка!" - пулей в спину...

 

Михаил Щербаков

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Спит Гавана, спят Афины,

спят осенние цветы.

В Чёрном море спят дельфины,

в Белом море спят киты.

И подбитая собака

улеглась под сонный куст,

и собаке снятся знаки Зодиака,

Сладковатые на вкус.

Та-ра-рам-па, гаснет рампа,

гаснет лампа у ворот.

День уходит, ночь приходит,

всё проходит, всё пройдёт.

Путь не длинный, не короткий,

посвист плётки, запах водки,

кратковременный ночлег,

скрипы сосен корабельных,

всхлипы песен колыбельных,

дальний берег, прошлый век...

И висит туман горячий

на незрячих фонарях.

И поёт певец бродячий

о далёких островах,

о мазуриках фартовых,

о бухарской чайхане,

и о грузчиках портовых,

и немного обо мне.

И о том, что кто-то бродит,

ищет счастье - не найдёт,

и о том, что всё проходит,

всё проходит, всё пройдёт...

Век прошёл; у нас все то же.

Ночь прошла, прошёл прохожий,

путник дальше захромал,

смолк певец, ушла собака…

Только знаки зодиака

да дождинок бахрома.

Ночь уходит, день приходит,

всё проходит, всё проходит...

 

Крест

Так долго лгала мне за картою карта,

Что я уж не мог опьяниться вином.

Холодные звезды тревожного марта

Бледнели одна за другой за окном.

В холодном безумье, в тревожном азарте

Я чувствовал, будто игра эта - сон.

"Весь банк,- закричал,- покрываю я в карте!"

И карта убита, и я побежден.

Я вышел на воздух. Рассветные тени

Бродили так нежно по нежным снегам.

Не помню я сам, как я пал на колени,

Мой крест золотой прижимая к губам.

"Стать вольным и чистым, как звездное небо,

Твой посох принять, о, Сестра Нищета,

Бродить по дорогам, выпрашивать хлеба,

Людей заклиная святыней креста!"

Мгновенье... и в зале веселой и шумной

Все стихли и встали испуганно с мест,

Когда я вошел, воспаленный, безумный,

И молча на карту поставил мой крест.

(с) Николай Гумилев

июнь 1906 года

 

Дмитрий Быков

Когда я вернусь назад, мне будет уже не надо

Ни сквера, где листопад, ни дома, где эстакада.

И лестница, и окно, в котором цветет закат,

Мне будут чужды равно, когда я вернусь назад.

С какою тоской сейчас гляжу я на листья в лужах,

На толстых, до самых глаз укутанных, неуклюжих

Детей, на дверной косяк с объявкой "Куплю — сниму"…

Кому это нужно так, как мне теперь? Никому.

Подъезд, предзакатный свет, Эдем убогий и смрадный —

С тоской ли глядят мне вслед? С гримасою ли злорадной?

Нет, думаю, без гримас, без горечи и стыда.

Они уже знают час, когда я вернусь сюда.

И я вернусь, дотащусь. Вползу, как волна на отмель, —

Не ради каких-то чувств, а лишь показать, что вот, мол:

Чужой, как чужая боль, усохший, как вечный жид,

Отчетности ради, что ль, отметиться тут, что жив.

Лет пять пройдет или шесть. А может, и двадцать с лишним.

Но все это здесь как есть пребудет, клянусь Всевышним, —

И сквер, и дитя, и мать, и окна, и листопад —

Все будет покорно ждать, пока я вернусь назад.

Да, вещи умнее нас. Я это прочту во взгляде

Оконном, в сиянье глаз двухлетнего, в листопаде,

И только слепая власть, что гонит домой стада,

Чтоб участь мою допрясть, меня приведет сюда.

О Боже, когда назад, сожженный, вернусь из ада, —

Мне будет повсюду ад! Мне будет уже не надо!

Мне надо теперь, сейчас: укрой меня, затаи!

Но я потеряю вас, несчастные вы мои.

Простимся же. Холода Москву облегают властно.

Откуда я и куда- во сне, как всегда, неясно:

Из комнаты ли твоей, как выставленный щенок,

Из собственных ли дверей — в распахнутый воронок.

 

Н. Гумилев

Баллада (сб. "Романтические цветы")

Пять коней подарил мне мой друг Люцифер

И одно золотое с рубином кольцо,

Чтобы мог я спускаться в глубины пещер

И увидел небес молодое лицо.

Кони фыркали, били копытом, маня

Понестись на широком пространстве земном,

И я верил, что солнце зажглось для меня,

Просияв, как рубин на кольце золотом.

Много звездных ночей, много огненных дней

Я скитался, не зная скитанью конца,

Я смеялся порывам могучих коней

И игре моего золотого кольца.

Там, на высях сознанья — безумье и снег,

Но коней я ударил свистящим бичем,

Я на выси сознанья направил их бег

И увидел там деву с печальным лицом.

В тихом голосе слышались звоны струны,

В странном взоре сливался с ответом вопрос,

И я отдал кольцо этой деве луны

За неверный оттенок разбросанных кос.

И, смеясь надо мной, презирая меня,

Люцифер распахнул мне ворота во тьму,

Люцифер подарил мне шестого коня —

И Отчаянье было названье ему.

 

Коль скоро бог любви былой завет

Иным наказом не заменит вскоре,

Над жизнью смерть восторжествует в споре, -

Желанья живы, а надежда - нет.

Как никогда, страшусь грядущих бед,

И прежнее не выплакано горе,

Ладью житейское терзает море, И ненадежен путеводный свет.

Меня ведет мираж, а настоящий

Маяк - в земле, верней, на небесах,

Где ярче светит он душе скорбящей,

Но не глазам, - они давно в слезах,

И скорбь, затмив от взора свет манящий,

Сгущает ранний иней в волосах.

 

Из любимого:

М.Ю. Лермонтов

Они любили друг друга так долго и нежно...

Sie liebten sich beide, doch keener

Wollt' es dem andern gestehn.

Heine.

Они любили друг друга так долго и нежно,

С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!

Но, как враги избегали признанья и встречи,

И были пусты и хладны их краткие речи.

Они расстались в безмолвном и гордом страданье

И милый образ во сне лишь порою видали.

И смерть пришла: наступило за гробом свиданье...

Но в мире новом друг друга они не узнали.

1841г.

Они оба любили друг друга, но ни один не желал признаться в этом другому.

Гейне. (нем.)

а вот очень милый детский стишок:

Саша Черный

Про девочку, которая нашла своего Мишку

Мишка, Мишка, как не стыдно!

Вылезай из-под комода...

Ты меня не любишь, видно?

Это что еще за мода?

Как ты смел удрать без спроса?

На кого ты стал похож?

На несчастного барбоса,

За которым гнался еж...

Весь в пылинках, в паутинках,

Со скорлупкой на носу...

Так рисуют на картинках

Только чертика в лесу.

Целый день тебя искала:

В детской, в кухне, в кладовой,

Слезы локтем вытирала

И качала головой...

В коридоре полетела, —

Вот — царапка на губе...

Хочешь супу? Я не ела:

Все оставила тебе.

Мишка-Миш, мохнатый Мишка,

Мой лохматенький малыш!

Жили-были кот да мышка...

Не шалили! Слышишь, Миш?

Извинись. Скажи: не буду

Под комоды залезать.

Я куплю тебе верблюда

И зеленую кровать.

Самый мой любимый бантик

Повяжу тебе на грудь:

Будешь милый, будешь франтик, —

Только ты послушным будь...

Что молчишь? Возьмем-ка щетку, —

Надо все соринки снять,

Чтоб скорей тебя, уродку,

Я могла расцеловать.

1916

 

Да, Саша Чёрный - он такой...

Будет хреновое настроение - выложу любимое.

 

А можно попросить выложить без хренового настроения, а просто так?

 

Эээ... Оно сильное... в том смысле, что вытряхивает, пардон, дерьмо из мозгов. Не боитесь - так вот, не под настроение-то?

 

вот мое любимое у него

Любовь должна быть счастливой -

Это право любви.

Любовь должна быть красивой -

Это мудрость любви.

Где ты видел такую любовь?

У господ писарей генерального штаба?

На эстраде, где бритый тенор,

Прижимая к манишке перчатку,

Взбивает сладкие сливки

Из любви, соловья и луны?

В лирических строчках поэтов,

Где любовь рифмуется с кровью

И почти всегда голодна?..

К ногам Прекрасной Любви

Кладу этот жалкий венок из полыни,

Которая сорвана мной в её опустелых садах.

 

Певец отчаянья и тоски...

 

свое выкладывай, а я спать

 

Стихи :

Прощай моё лето, прости и прощай

Прощай моя радость, моя Баттерфляй

Кончается август, на сердце дожди,

Тепло не вернется, напрасно не жди.

 

Саша Чёрный

БЕССМЕРТИЕ

Бессмертье? Вам, двуногие кроты,

Не стоящие дня земного срока?

Пожалуй, ящерицы, жабы и глисты

Того же захотят, обидевшись глубоко...

Мещане с крылышками! Пряники и рай!

Полвека жрали - и в награду вечность...

Торг не дурён. "Помилуй и подай!"

Подай рабам патент на бесконечность.

Тюремщики своей земной тюрьмы,

Грызущие друг друга в каждой щели,

Украли у пророков их псалмы,

Чтоб бормотать их в храмах раз в неделю.

Нам, зрячим, - бесконечная печаль,

А им, слепым, - бенгальские надежды,

Сусальная сияющая даль,

Гарантированные брачные одежды!..

Не клянчите! Господь и мудр, и строг, -

Земные дни бездарны и убоги,

Не пустит вас господь и на порог,

Сгниёте все, как падаль, у дороги.