ЯКОВ ЕСЕПКИН | страница 39

«На рубеже тысячелетий фрагменты из главной книги поэта-мистика "Космополис архаики" опубликовали российские альманахи, это вызвало волну восхищенных откликов в прессе. Есепкин согласился на несколько интервью. И вновь исчез. С годами "Космополис архаики" обрел негласный статус последней великой русскоязычной книги. Ее эстетическое звучание, внешняя мрачность претендуют на эталонное соответствие канонам избранного жанра.»



Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Lacrimosa», издательство «Москва», 2019



Яков Есепкин


С феями в опере


Шестой фрагмент


Гейши белые чают виллис,

Им цветочные принты меловят,

Жжет афинянок бархат кулис,

Па изысканность грации ловят.



Се опять маскерад, маскерад,

Шелком розовым блещут химеры,

Ям Герники цветенье и смрад

Иудеи пеют лицемеры.



Феи небесей, вас ли оне

Тщатся вылепить, с кровью мешая

Глину млечных карьеров и в сне

Дщерей царским к балам оглашая.



Семнадцатый фрагмент


Торты пышные, вишни с каймой

Елеонской, амфорницы млеют

Под хлебами, Тривии самой

Феи дивные шелки лелеют.



Не ждали нас гиады к столам,

Се и мы, хоть за тусклою пудрой

Мел увидим их, время юлам

О богине пеять небокудрой.



Брамс кримозный иль славный Гуно

Пиршеств нощных осповники внимут,

И в лекифы сольется вино,

Кое темные ангелы имут.



Двадцать четвертый фрагмент


Мглу из диносов феи лиют,

Упоенные лярвы икают

И в антрактах шампанским блюют,

И смугу восковую алкают.



С ними ль мы, истемняясь, должны

Зреть балы, ядотечные трюфли

Подносить фавориткам Луны,

Мерить девам хрустальные туфли.



Нет уж, нет, станет опер, Алкей,

Затемняйтесь, гаситесь, винтажи

Эвменид, пусть о мрамрах Никей

Сих юдиц тлят шелка бельэтажи.

 

* «Сложное сублимированное письмо Есепкина (нарочито архаический тезаурус, лексические новации, тяжелая строфическая текстура) всегда ассоциировалось с изысканной художественной элитарностью, эмблемной символикой интеллектуальной литературы. Данное издание можно считать первым приближением к творчеству культового автора.»

Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Lacrimosa», издательство «Москва», 2019


Яков Есепкин


С юдицами у вергилий


Девятый фрагмент


Только солнце и только вино,

Ах, июль, ах, белые менины,

Станем пить-не пьянети, одно

Благи наши сейчас именины.



Золотые ритоны ли ждут

Гоев неба, увеченных воев,

Нас юдицы всенощно блюдут

Меж лекифов и ядных сувоев.



И Господе из ангельских нив,

Со мерцающих розовых кущей

Будет видеть, чело наклонив,

Тени дев за их сворой пиющей.



Семнадцатый фрагмент


Льют менады рейнвейн и шабли,

Шелк одесно взвивают царевны,

Сих прелестниц убить ли могли

Божевольные Хайки и Евны.



Миррой точится глянец ланит,

Их куда совлекают демоны,

Тще и колокол смерти звонит –

Внове яблок молят у Помоны.



Ах, оглянемся: ангели неб

Дышат мглой за столовьем вергилий,

И юродные дочери хлеб

Жгут беленой серебряных лилий.



Двадцать девятый фрагмент


Лики ангелов смерти белы,

Их портретники ядно-червонны,

Вселомятся от емин столы,

А царицы шелков благовонны.



Лярвы небесей потчуют сех

Млечных гостий и брошенок морных,

О диаментных желтых власех

Тлятся розы со чашей каморных.



И желтицею локны виют

Бляди томные, зло напевая,

И серебро холодное пьют,

Броши темные с шелка срывая.

 

* «Лишь недавно произведения культового русского андеграундного писателя Якова ЕСЕПКИНА начали массово издавать. Вначале за рубежом, затем в России. Сейчас его книги триумфально завоевывают мировые литературные рынки. В России автор интеллектуальных сочинений, эсхатологических трагедий и архаических притч почти мгновенно стал одним из наиболее успешно продаваемых современных литераторов. За его книгами выстраиваются очереди в «Библио-Глобусе» и МДК, они месяцами открывают витрины крупнейших российских интернет-магазинов. сетей, сервисов в виде несменяемых постеров.»



Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Сангвины мертвых царевен», издательство «Altaspera» (Канада), 2021



Яков Есепкин


С юдицами у Гекаты


Пятый фрагмент


Льют атраменты боги письма,

Кровь одну мы в чернилах и зрели,

Нам Геката мирволит сама,

О царице ли весть акварели.



Карменталии суе шумят,

Смерть алкеям богини пророчат,

Златоустов успенных томят,

Небодержных атлантов порочат.



Круг емин отходного стола

Ищут дочери нас юродные,

И беленою пудрят чела,

И свечельницы жгут ледяные.



Тринадцатый фрагмент


Золотая мерцает парча

На столах, мрамр свивают камеи,

И лиется вино, прегорча,

И бегут дивы чар Саломеи.



Ах, вольно ангелам изливать

Кровь и цветность, пылая о синем

Всенебесном огне, тосковать

Аще время – столовья оминем.



Будет Господе холод свечей

Разжигать, наклоняя к ним персты,

И увидит белых царичей,

Веи коих темны и отверсты.



Двадцать восьмой фрагмент


Пир нагорный владык золотит,

Сладкогласых царей отемняет,

Всяк бессмертный лишь ангелов чтит,

Им на вина Децима пеняет.



Содрогнемся, ритоны с вином

К изумрудным хлебницам наставим,

Много скорби о пире земном,

Туне пьем и сиречно картавим.



Ангелам ли юродных жалеть,

Бейте Ханн, яко смертники лишни,

Чтоб во льду этих зенок тлееть

Перестали холодные вишни.

 

* «Подобный успех у широкого круга читателей сложно объяснить. Есть выражение: родился, чтобы быть преданным. Это о Есепкине. Долгие годы он провел в лучших европейских библиотеках, не писал, считая любое сочинительство лживым и несовершенным, затем прервал молчание и продолжил письмо, начатое в юности. Во временном интервале были «развенчаны» вначале Золотой, далее Серебряный века. Реформатор тезауруса поверил гармонию алгеброй и эта гармония рухнула, обратилась в хаос.»



Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Сангвины мертвых царевен», издательство «Altaspera» (Канада), 2021


Яков Есепкин


Сангины в будуарах


Одиннадцатый фрагмент


Балевницы шелками свиты,

Всяк успенный о мраморном щите,

Полны глиной одесные рты,

Златоустов сейчас не ищите.



Аониды вино прелиют

На емины, их чтенье сурово

И ужасно письмо, отдают

Форме дань и коверкают слово.



Мало крови ли им, холодны

Четверговки, за глянец муаров

Яды прячут и дев ложесны

Жгут кармином во мгле будуаров.



Двадцать восьмой фрагмент


Из канфаров с богами пием,

Ищут дочери нас юродные,

Кровь нисана лиет Вифлеем

За мраморники неб ледяные.



Феи в розовом, блещут сады

Галилеи, тоскуют менады

О высоком, гнилые плоды

Навивая под сень колоннады.



Ах, летите, летите сюда

Иудейские ангели требы,

Хоть виждите, как Гостья-Звезда

Пресвятит всечервонные хлебы.



Тридцать второй фрагмент


Лей зефирность, небесный шатер,

Источай благодержную сводность,

Для шутов совиньоны и ёр

Налием, восклицая холодность.



Формалином щедрые столы

Яства белые днесь овевают,

Иль юдицы не ядно белы,

Нас однех, нас однех убивают.



Веи первой богини Луны

Белорозною тлятся золотой,

Где амфорники наши полны

Кровью тусклой и розовой слотой.

 

* «Удивительно, но трагедия отсутствия истребленной тремя веками русской литературы читательской аудитории и, главное, отсутствия уровневой критики и литературоведения мало сказалась на рыночном спросе. Между тем сам Яков Есепкин не комментирует ситуацию, не дает интервью. Он действительно остается полностью закрытой фигурой. Возможно, это отложенная плата великого трагика деспотии за стену молчания, окружавшую его всегда.»


Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Сангвины мертвых царевен», издательство «Altaspera» (Канада), 2021


Яков Есепкин


Сангины в Одеоне


Восьмой фрагмент


Оды к радости, славьте иных

Музыкантов и пламенных граций,

Чуден хор камерат неземных,

Се балы и флеор декораций.



Наши литии чтил Одеон,

Томы наши Геката искала,

Рим блистал и одесный Сион,

Всюду глорию пели зеркала.



Но тлеющийся мраморник ал,

Кровь бежит вдоль столовий ручьями,

И менады серебро зерцал

Увивают блядей остиями.



Семнадцатый фрагмент


Ядной миррой лекифы полны

И холодные вишни тлеенны,

Мрамр и глина величьем равны,

Жгут серебром их дивы Фаенны.



Будем красные вина алкать,

Слушать песни музык новомодных

И лукавство гиад соискать,

Меж скелетов немея комодных.



Там лишь будем, где нас и не ждут

Юродивые дочери с хлебом

Отравленным, где царей блюдут

Ангела пред молчащим Эребом.



Тридцать шестой фрагмент


Лей цикуту, одесный четверг,

Заливай ядным хмелем емины,

Кровью стены распишет изверг –

Мы преидем и эти кармины.



Суе царичей ждал Вифлеем,

Крысы морные точат обсиды,

Лавром чела хотя увием,

Нас любили, Господь, аониды.



Иль соглянемся: внове бегут

Дщери к плахам, губителей чая,

И порфирных отцов стерегут,

Эолийский дурман источая.

 

* «Нонконформисту и мистику ничего не дали опубликовать в СССР, гений торжественного слога был тенью, мифом, апокрифическим героем. Его самиздатовские сборники мигом становились антикварными. Сегодня имя и феномен Есепкина -- в заголовках литературных новостей, он входит в число элитариев, претендующих на получение Нобелевской премии.»


Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Сангвины мертвых царевен», издательство «Altaspera» (Канада), 2021


Яков Есепкин


Сангины изумрудных фей


Пятый фрагмент


Изумрудами ночь превили

Августовские дивные феи,

Яд цветочный пиют короли,

Чая лилий и волн Идофеи.



Се фамильные гаснут цвета

И белены сребрят для юродных,

Суе ветхая кровь излита

В бутоньерки цариц адородных.



Всё точится кровавый узор

Меж фарфоров и див истемняют

Веи хладные пламенных Ор,

Кои злато на желть и сменяют.



Тринадцатый фрагмент


Ночи кровельщиц феи поят

Диаментным пылающим элем,

И на гермах белых восстоят,

Изумрудным любуются хмелем.



Речь кому: веселитесь одно,

Те демоны влеклись не за вами,

Серебристое пейте ж вино,

Украшенное мертвыми львами.



Оглянемся ль – дворцовость жива,

Челядь царская нощно всебела,

И главою порфирного льва

Дев чарует богиня Кибела.



Девятнадцатый фрагмент


Се, кровавые пудры тиснят

Навиенные локоны ведем,

Царей неба обручники мнят,

Ах, с балов мы теперь не уедем.



Взнимем лики – голодных волков

Стаи нощно бегут по лепнинам,

Тьмой августа сребрится альков,

Осьмисвечия дарят менинам.



Нас Кесарии суе и ждут,

Хоть бы, черные юдицы, зрите,

Как, пея, нам уста обведут

Феи цветью в благом лазурите.

 

* «В отличие от Аксенова, Солженицына, Войновича, других литераторов, ставших диссидентами и невозвращенцами после достаточно комфортного существования в Советском Союзе, родоначальник антикварного самиздата никак не был причастен к писательскому официозу, всегда ассоциировался с внеформатной фрондой. В истории мировой литературы периодически происходили мистические вещи. Вспомним едва ли не серийные знаки, подаваемые некими метафизическими силами при попытках первоначального издания «Мастера и Маргариты». Михаил Булгаков жестоко поплатился за написание романа века, ранее за словесность, чернила для материализации коей были темнее возможного и разрешённого цвета, платили и жизнями, и по гамбургскому счёту Гоголь, Ал. Толстой (за «Упыря» и «Семью вурдалаков»), лжеромантический Гриневский (Грин).»



Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Сангвины мертвых царевен», издательство «Altaspera» (Канада), 2021



Яков Есепкин


Сангины мертвых царей


Одиннадцатый фрагмент


Ветходержные башни таят

Алавастровых чаш соваянья,

Гостьи неб круг емин восстоят,

Морты скаредной нищи даянья.



Пировать ли еще – пировать,

Несть рейнвейны сюда ледяные,

Что и мертвых царей укрывать,

Ищут дочери нас юродные.



Очеса их желтицей полны,

Локны ядною мглой навиенны,

И бегут фаворитки Луны

Тусклых взглядов исчадий геенны.



Двадцать пятый фрагмент


И вольготно чермам балевать

Об атраменте млечных креманок,

Их серебряность алым свивать,

Желтью пудрить шелка нимфоманок.



В тьме холодных замирных лепнин,

Ах, убитых царей не ищите,

Се исход и престол именин,

Всяк тлеется на мраморном щите.



Набегут ли юдицы к столам –

Жечь беленою свечек всеталость,

Мы из хоров тогда ангелам

Падшим явим лилейную алость.



Тридцатый фрагмент


Из подвальников темных чермы

Ледяные соносят емины,

Это мы, это, Господе, мы

Алым пишем Твое керамины.



Спят цари опоенные, мгла

Паче снов, ядный шелк навивают

Иродицы о хладе стола,

Это, Господе, нас убивают.



Иль очнемся – всетостовый хлеб

Мажут нощной золотой богини,

Славя алые пильницы неб,

И дарят им шелка ворогини.

 

* «Впрочем, российские камены мистическую линию никогда особо не приветствовали, не благоволили её апологам. Иные авторы романов века, в их числе Джойс, темноты избегли. Традиция, пусть и не яркая, историческою волею всё же возникла и в России, не такая мощная, как на Западе, в США, Латинской Америке, Индии и даже в Африке. Есепкин не мог не учитывать опыт предшественников, в его книгах содержится огромное количество мнимых обозначений Тьмы со всеми её обитателями.»


Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Сангвины мертвых царевен», издательство «Altaspera» (Канада), 2021



Яков Есепкин


Тусклые алавастровые гравиры


Девятый фрагмент


Яд алкают уста пирочеев,

Девы хладные нощность блюдут,

Умиляют серебром кащеев

И властительных царичей ждут.



Кукол маковых слави, Децима,

Их ли тристии ныне легки,

Арки Фив иль парафии Рима

Днесь хмельные вспоют ангелки.



Ах, и наши мученья подавны,

Яд точится в золоте кориц,

И лиют царской оперы фавны

Воск на перси успенных цариц.



Семнадцатый фрагмент


Бойся, юная Лола, Гертруды,

Сколь Офелии веи чисты,

Ядъ со уст претечет в изумруды,

Всеалмазные хлебы и рты.



Вечность милует сех фавориток

И печальных седых королей,

Днесь во талике утварном свиток,

А начиние мела белей.



Томный отрок багетные маки

Выбьет кровию нежной своей

И оденется мрамором – паки

Ядъ течет из отравленных вей.



Девятнадцатый фрагмент


Ирод-царь по сукровице вишен

Преведет золотыя каймы,

Цвет граната ль на пасху излишен,

Это мы, это, Господи, мы.



Ах, столы нощно царские ждали

Нас однех, так пируй, толока,

Аониды и суе рыдали –

С воскового пиют завитка.



И юдицы кричат божевольно,

И садовники яства тянут

Нашей кровью, лияше всесольно

Воск на дискос, за коим уснут.



Тридцатый фрагмент


Сколь немолчны хариты весною,

Им цветение – сущая мгла,

Возлетают над перстью ночною,

Бьют фаянсы на барве стола.



Ах, юдольного вешнего мая

Золотая планида, цвети,

Сонмы адских мокриц донимая,

Благоденствуй и к небам лети.



Но очнутся еще душегубы

И увидит во сне Звездочет,

Как чрез наши меловые губы

Пурпур с ветхою кровью течет.



Тридцать пятый фрагмент


Вишни, вишни каждят ледяные,

Столы милых пенатов горьки,

Столования присно иные

Обещали и нам ангелки.



Были вретища наши всезвездны,

Были мы паче нищих князей,

Хоть виждите цветущие бездны,

Майский воск ли, варварский музей.



Мрамор выведем нощною глиной,

Выбьем кровию патину слов,

Хоть и нимфа с златой окариной

Пусть восплачет над тьмою столов.



Сорок четвертый фрагмент


Аониды эфесскою тушью

Тлен путраментный жгут, суетясь,

Ах, легко их письмо, чистодушью

Всё мирволят, во склепах ютясь.



Изольем ледяные рейнвейны,

Присно ль вечерий алчет Сион,

Ангелочки теперь тускловейны,

В мглах сиреневых Аполлион.



Кровью знатны шелковые верви,

Розы смерти подвяжут шелка,

И диаменты темные черви

По устам преведут на века.

 

Яков Есепкин


У Кибелы с четверговками


Десятый фрагмент


Юродные клянут юродных,

Се дворцовий и неба высокость,

Из амфорниц пиют ледяных

Феи мглы, юн следя темноокость.



Наливай в чаши Ада, Винсент,

Золотые рейнвейны Кибелы,

Нам ли жалуют боги абсент,

Перси ль спящих царевен всебелы.



Тьмою дышит ночной сомелье,

Вкус граната медовый и хладный,

И юродивых кукл питие

Озлачает лишь пламень исчадный.



Девятнадцатый фрагмент


Ах, эфирный, благой Вифлеем,

Наши чествуй и славь юбилеи,

Мы терницей еще увием

Цветь Пергама и ночь Галилеи.



Будем десно с фиадами пить

Арманьяк и серебро ночное,

Нам богини дадут искупить

Лишь по смерти коварство земное.



И увиждим – смертельно белы

Иудейские дщери, токая

Хмель одесный лиют на столы,

Зло мелясь и юродно икая.



Двадцать седьмой фрагмент


Пировает юдиц толока,

Яд в лафитники жадно сливая,

Тускл атрамент и рдятся шелка,

И всенощно гудит пировая.



Но венечие Ада красно,

Иль его утаить четверговкам,

Под серебром откупным вино,

Хватит лэкехов златных торговкам.



Падший ангел к юродным слетит

Бледным дщерям из мраморных башен

И тлеенностью вей осветит

Мглу рамен их ледовых и брашен.

 

* «Народ темен, общество равнодушно, элита глупа, невежественна, ортодоксальна и невосприимчива к великому. Трагедия гениального художника в том, что его некому воспринять и оценить. После Серебряного века тотальный эрзац минимум на столетие заместил и вытеснил метафизику искусства, Есепкин стал жертвой временной цезуры.»



Из эссе И. Лернис «Позднесоветская эсхатология»



Яков Есепкин


У ночных фей


Четвертый фрагмент


Мел шаров с золотою канвой,

Феи ночи, царевен сангины,

Мы, Геката, опять в пировой,

Чар иудиц бежим и ангины.



Се, волшебная хвоя тлеет

И панбархат юнеток сребрится,

И Цилии от нощных диет

Кельхи бьют, и шабли всеискрится.



Иль еще оглянемся – фарфор

Слота жжет, меловые гризетки

Внемлют дивные таинства Ор,

Ядом кремовым полня розетки.



Шестнадцатый фрагмент


Бутафоры меловниц рядят

В шелки темные с бледным подбоем,

Эвмениды ль за нами следят,

Услаждаясь полуночным боем.



Лейте, лейте, юнетки, одно

Хмель одесный, белейте над чашей,

Мы златое угасим вино

Цветом тьмы, амарантовой кашей.



И сбегутся юродных толпы

Во истечьях желтицы образной –

Пресаднящие гоев стопы

Миррой ночи омыть всеалмазной.



Двадцать седьмой фрагмент


От рождественской ночи ль пьяны

Феи неб, молодые вакханки,

К девам томным в их млечные сны

Злать ритонов соносят коханки.



Увивайте ж червицу и мел

Дивной хвои серебром истечным,

Кто еще веселиться умел,

Вновь гуляй за столовьем беспечным.



Иль очнемся -- о слоте шаров

Меловые юдицы икают

И ядят, и с блядями пиров

Из киафов серебро алкают.

 

Яков Есепкин


У темных царевен


Десятый фрагмент


Вновь сангины царевен темны,

Вновь рисуют свое натюрморты

Феи Ада, волшебные сны

Обещают на ангелы Морты.



Новолетие, хвоя каждит,

Золотыя свечницы блистают,

Ели эти и кто преследит,

Денно их соваяния тают.



И лиется, лиется арма

На одесного пира столовье,

И зерцает богиня сама

Гостий неб меловое шелковье.



Девятнадцатый фрагмент


Хвою млечным серебром тиснят

Феи ночи, вдыхая корицы,

И гостей опоенных манят

Шелком розовых платий царицы.



Ах, Ювентас, витые шары

Золоты и о хладном кармине,

Ждут еще нас благие пиры,

Мы очнемся еще в Таормине.



И Гиады найдут – рисовать

Лики ангельских воев из Плевен

Иль Никей и, мелясь, балевать

Со ваяньями темных царевен.



Двадцать четвертый фрагмент


Ах, Звезда, ах, благой Вифлеем,

Прелюбившая ночь Галилея,

Серебро. серебро мы пием,

Наднебесно с волхвами хмелея.



Что, Иосифе, феям поднесть

Меловым, аонидам тлетворным,

Хоть о Боге явимся как есть –

Диаментом увитые морным.



Виждит Господе юдиц, тусклы

Их юродные алчные бельмы,

Где серебро течет на столы

Чрез мраморник одесный и кельмы.

 

Яков Есепкин


У Тривии


Пятый фрагмент


Ингрид плачет ли, Сольвейг поет,

Ах, темны миражи Гюнтианы,

Чермный мел в кубки Тривия льет,

Юн следят Иреники и Ханы.



Ах, мы сами рапсодов темней,

Плачь и пой, меловая блудница,

Шелки гасят ваянья теней,

Жжет каморы свечная плетница.



Речь кому, кто и был именит,

Царе немостью всякий сомучен,

И течет мирра с хладных ланит

Дев юродных, чей хор благозвучен.



Четырнадцатый фрагмент


Плачьте музы, алкеев несут

О холодных щитах юродные,

Смертный воск юдиц тьмы напасут –

Будем тлить зенки их ледяные.



В цвети ль горней очнемся, полны

Ядом амфоры неб, всечервонный

Свет лиется, богини Луны

Источают эфир благовонный.



И Господе заплачет, ведя

По челам нашим тусклые смирны

И рамен млечный жар холодя

Там, где тени щитовий надмирны.



Двадцать пятый фрагмент


Яды антики в подовый хлеб

Неурочно мешают гийяды,

Се к пирам ли, их чествует Феб

Иль Тривия им жалует яды.



Пировые утихли давно,

Бляди свальные миррой лилейность

Навиют, о серебре вино

Холодеет, всепирствуй, келейность.



Огнь таит изумрудная плеть,

Дышит хмелем Ювента младая

И во тьме остается белеть,

Меж скульптурниц гостей увядая.

 

Яков Есепкин


Хлад фарфоровых столовий


Одиннадцатый фрагмент


Ах, златая одесность пиров,

Ах, серебром витые царевны,

И тиады, и морок шаров,

Эти чудные сны неиспевны.



Оглянемся ль – искрится вино,

Жгут глинтвейны благие куфоры,

На столовьях от емин тесно,

Чарой мглы налиются фарфоры.



Се и мы под тлеющим дождем

Яд былого пием со куфелей

И золотой червонной ведем

Облямовки пергаментных елей.



Двадцать девятый фрагмент


Восчаруемся тусклых огней

Канителью, червицей меловой,

Вновь царевны шелковья бледней,

Юны вновь об ароме столовой.



Нас однех ли еще искушать,

С нами ль ядом ночей торговаться,

А и будем золотой дышать,

Шелком фей меловых любоваться.



И богини в ритоны сольют

Вин эдемских одесную мрачность,

И диаментом чад увиют,

Расточив негу тьмы и призрачность.



Тридцатый фрагмент


Сны ли видим – равно золотят

Хлебы цедрой мышьячною Иды,

Всенощные леканы блестят,

Гостей потчуйте ж мглой, эвмениды.



Ель альковный чарует келей,

Принцев сказочных ждут нимфоманки,

Дивы ночи шелковий белей,

Их точеные лядвия манки.



Ах, царице, пускай и оне,

Изумрудность вкушая и хлебы,

Бьются, бьются в шелковом огне

У столовий фарфоровых Гебы.

 

Яков Есепкин



Застолья в ампирной тьме



Третий фрагмент



Блещет златью асийский фарфор,

Столования дивны у Морты,

Все чудесно — и ангелов хор,

И царевен меловых эскорты.



Дев атласных глинтвейны пьянят,

Вишни августа барвой истечны,

Изваянья садовые мнят

Фей пиры, в коих гои неречны.



Иль очнемся: Цилии ведут

Угль по яствам на пиршествах денных,

И келихи ночные блюдут

Меж садовников, тьмой преведенных.



Седьмой фрагмент



Вертоград ли эдемский тенит

Золоченые вишни юдоли,

Кто и был на пиру именит,

Хлеб ломил в тьме ампирной -- глаголи.



Паче немости сон меловых

Изваяний, держателей веток,

Мы ль внимаем шумы пировых,

Гасим червность цветницей серветок.



Дочки Тийи устанут белить

Кельхи пиров, лилейники Ада,

И тогда отравленных целить

Будут падшие ангели сада.



Девятый фрагмент



Вновь гиады Ювентас поят,

Дев меловых к столам оглашают,

С ядной цветью эклеры таят,

Во лекифах белену мешают.



А и мы о порфирниках неб

Червотечность лием, червотечность,

Дышит маком отравленным хлеб,

Пьют Цилии за нашу увечность.



Яко станет Господе ваять

Бойных агнцев из мела и глины,

И дадут нам тогда пресиять

Небы в маках червовой лепнины.

 

Яков Есепкин



Застолья с гоями и каменами



Десятый фрагмент



Сны Илифии ярки, плодов

Золотых мирра льется на брашно,

Чудна тень Гефсиманских садов,

О каменах пеять ли бесстрашно.



Суе ль эти зелени цвели,

Аще тьмой их богиня объяла,

Хлад портальников гасит угли,

Кои с воском юдоль сочетала.



Будут нощно свечельницы тлесть,

Аи гипсам дариться увечным

И сангинами червными весть

Нить златую по яблокам течным.



Одиннадцатый фрагмент



Цвет июля — эфирный, златой,

Что ж вседенно столы убирают

Мглой и хмелем белены витой,

Юродные ль в аскетов играют.



Их менады по ломким теням

И найдут, и какие сословья

Здесь шумят, доверяясь огням,

Иль не мраморны эти столовья.



Дочки Морты ли будут вести

Хлебы тьмой, золотить пировавших,

И увиждят во млечной цвети

Гоев небесей, тще отсиявших.



Четырнадцатый фрагмент



К столованьям — леканы полны

Чудных емин, десертов одесных,

Пусть лиется хоть в блеклые сны

Злато дивное аур небесных.



Милый друг, пей вино, Габриэль,

Не ожечь лед бессмертья словами,

От каких эолийских земель

Нам сильфиды махнут рукавами.



Иль Господе из темных цветниц,

Кущ июльского яркого сада

И не виждит: о мрамре стольниц

Нас беленой травят феи Ада.

 

Яков Есепкин



Лилии Стикса



I



Это мы восстенаем, се мы,

Это наше урочество Лете,

Пара статуй в музеуме тьмы

О порфирном небесном корвете.



Принесут Господь- Богу вино,

Аще таинства жива изветность,

И равно Он увидит, равно,

Как стекает по лбам нашим цветность.



Как серебро течет и течет,

Млечным воском рамена сводятся

И горят, и тогда Он речет:

Сеи мытари к свету годятся.



II



В алавастровых чашах ли яд,

Се ль пиры, коих ангелы ждали,

Ночь пуста, мы опять у гияд,

Туне, туне цевницы рыдали.



Что немолвствуют призраки тьмы,

Соваяния наши каждятся,

Навели по раменам каймы

Феи неб и томительно рдятся.



Виждь хотя нас, Господе, о сех

Барвах нощи, мелованных глиной,

С чермной цветью и мглой на власех –

Премолчащих под битой лепниной.



III



Всепорфирных висячих цветниц

Тьма не гасит холодную млечность,

Высоко ли молчанье цевниц,

Выше неб сеней рая беспечность.



И еще бьет начиния мгла,

И мятутся горящие фавны,

Чела наши каймою свела

Цветь садов, но мученья подавны.



Хмель увил пировые, а мы

Никуда уходить и не тщились,

Зри – стоим в барвах червной сурьмы,

Коей хлебы и воск пресочились.



IV



Август поздние вишни в черни

Щедро сыплет во амфоры сеи,

Кто всенощно пирует, гляни,

Фарисеи, одне фарисеи.



Но туманны еще зеркала

И цветницы исчадно пылают,

Соваянья еще круг стола

Очеса нам сурьмой застилают.



Феи мертвые дьяментный мел,

Зри, ведут по хлебам благовонным,

Где с волхвами царь Ирод немел,

Цветь каждя над пасхалом червоным.



V



Ночь Вифании снова горит,

Ужин тайный соцветен звездами,

Не лепнина – сие лазурит,

И к нему ли брели мы садами.



А и туне бежать веретен

Дивам юным, царевнам альковным,

Где влачат нас вдоль мраморных стен

В назидание чадам церковным.



Лишь хотели мы весть по сеим

Битым чашам порфировость цвети,

И с кистями, Господе, стоим,

Тьму лияше во райские нети.

 

Яков Есепкин



Лилии Стикса



VI



Пурпур ветхий с ланит сотечет --

И порфирные воски истлятся,

Туне агнцев Господе влечет

К сем божницам, какими целятся.



Исполать, прекричим, исполать

Всефамильным аллеям угольным,

Наши тени и нощно пылать

Будут здесь во укор неглагольным.



Хоть из сеней кивнем зеркалам,

Чая цветь и влачась областями,

Где серебро ведут по челам,

Овиенными тьмою кистями.



VII



Мы любили, Господь, алавастр

И венечия райской лепнины,

В тусклом золоте флоксов и астр

Отмечали свое именины.



Спит юдоль, на куски, на куски

Вся разбилась порфирная сводность,

О хлебницах молчат ангелки,

Им урочна сия неисходность.



А пиры золотыя опять

Претекут, мы небес не алкаем,

Хоть узри, как не можем стоять,

Как цветочною мглой истекаем.



XIII



Изукрасим волошки сурьмой,

Оведем черно-красной виньетой,

Мы ль в музее барбарском с Чумой,

Соваянья, забвенные Летой.



Виждь, губители хлебы ядят,

Хмель июля алкая, давятся,

Тще за нами оне преследят,

Яко выследят – се, удивятся.



Тьма лиется из наших очниц,

Свиты чела сурьмой ледяною,

И горят воски тонких свечниц

Неистечною цветью чермною.



IX



Вертоград августовских теней

Звездный холод и млечность внимает,

Юродные Аида темней

Мглы, сумрак их какой донимает.



О пенатах чудесные сны

Преложились, иные, иные

Мы картены следим, взнесены

Очи наши во тьмы ледяные.



Ветхий сад в неумольных своех

Чермных сенях нам, Господе, мнится,

И страшит кущ цимнийских сиех

Мертвой цветью, и к главам клонится.



X



Воск червовый на хлеб солием,

Аще время цветов миновало,

Очаруй нас еще, Вифлеем,

В крови роз ли твое опахало.



Что и слушать безумных Сирен,

Плещут волны о мраморник неба,

Каждый мытарь одесно смирен

И не алчет порфирного хлеба.



Мы, Господе, с божниц выписных

И сошли, всяк бессмертье алкает,

И во кущах молчим ледяных,

И по лбам нашим воск истекает.

 

Яков Есепкин



Лилии Стикса



XI



У Эреба велики балы

И ночные музыки чудесны,

Молодые резвятся юлы,

Пированья сие ль не одесны.



Вьется мускус, аромы летят,

Хмель щадит герцогинь безобразность,

Ах, и ангелы сами хотят

Пригубить со бочонков алмазность.



Не сюда ли влекут нас оне,

Смертоимные одницы Геи,

В ледяном восточаясь огне

И чаруя диаментом веи.



XII



И еще пировые темны,

Лишь надежды гостей исцеляют,

Но уже фавориты Луны

По алмазным дорожкам гуляют.



Разливайте в начинье арак,

Данаиды веселые, где вы,

Феи ночи, шелковый сумрак

Вас таит, милоокие девы.



Наваждение это ль, обман

Ветхих сеней, прелестниц альковных,

Пусть и вьется надмирный туман

О тлеющихся пудрах церковных.



XIII



Бледной кровию майских аллей

Очарованы внове менины,

Кто чудеснее их и милей,

Чьи прелестнее снов именины.



Ах, каждятся в летящем огне

Меловые со цветью виньэты,

Не над нами ль рыдают оне,

Паче звезд ли во мгле силуэты.



Вот стоим соваяний темней

С бутоньерками тусклого мая,

Из остья и крушницы теней

К чермным плахам жасмин вознимая.



XIV



Возберутся пеять ангелки,

Суремой наполнятся амфоры,

И порфирные наши мелки

Небодержные выжгут фарфоры.



А и что, а и что горевать

О юдольных пенатах и сенях,

Цвет граната с тоской обрывать,

Аще вечно мы в белых сиренях.



Нощной млечности хватит ли всем,

Хоть бы зрите во мраках, гиады,

Как меловницы плачут по сем

Бледным агнцам, чарующим сады.



XV



Оведет золоченый кармин

Переспелые вишни и хлебы,

Зри точеность всещедрых емин,

Это пир не у славной ли Гебы.



Се, вольно аонидам хвалить

Колченогих владетелей цвета,

Диаментами панночек злить,

Юд встречать из шумного корвета.



И еще на столы сонесут

Млечных вишен с траурной каймою,

И тогда премолчавших спасут –

В барвах звезд и со цветью немою.

 

Яков Есепкин



Лилии Стикса



XVI



Во надмирной юдоли гореть

Феям тьмы с божедревкой наскучит,

Положат нам еще умереть,

Несоцветность бессмертию учит.



Вновь ли Марфа обносит столы,

Ночь вифанская дышит глубоко,

Фарисеи ль опять веселы

О лафитниках – око за око.



И дадут Господь-Богу вино,

Апронахи сменят багряницы,

И в кадящейся цвети равно

Он узрит ледяные свечницы.



XVII



Вертограды чадящий нефрит

Изольют во сады юровые,

И увиждим – всетронно горит

Наше вретище, мы ли живые.



Аще мгла, это мы ль, вопия

Славим небы, молимся аллее

С тенью звезд, август, чаша сия

Паче неб и парчи тяжелее.



Со перстов наших воски текут,

Прелились оне в черные свечи,

Где по барве и цвети влекут

Нас порфирные млечные течи.



XVIII



Стража тьмы опочинет в садах

Елеонских, умчат колесницы

Герцогинь -- мы о нощных звездах

Совием тусклой кровью стольницы.



Аще плачут сильфиды по нам,

Яко чахнут юдоли язмины,

Мы доверимся вещим ли снам

И разбавим их мглою кармины.



Ах, тогда и начнут пировать

Фарисеи, по амфорной чаше

Желть вести и язмин обрывать,

На столы воск порфирный лияше.



XIX



Алавастры темней и темней,

Низа полнит начиние хмелем,

Это пир соваяний теней,

Их диаментным чествуют элем.



Нас июльская сень поманит

И оцветятся барвой лампады,

Всяк обручник теперь именит,

Сад ночной восхищают цикады.



Сколь Господе заглянет в окно

Венцианское – узрит о цвети,

Как становится кровью вино

И молчат фарисеи и дети.



ХХ



Эльфы пурпуром дышат однем,

Ночью тихой, елико живые,

Гипс фамильных аллей оминем,

Совиясь, удивим пировые.



Стол августа всещедр и богат,

Звезды смерти юнетки считают,

За нефритом – и темный агат,

Дивно Фреи цвета сочетают.



Ах, над всем этим вишни, гляни,

Сукровичные с чернью виньеты,

И каждятся в порфирной тени

Наши витые мглой силуэты.

 

Яков Есепкин



Лилии Стикса



XXI



Се вечерии с Иродом, тьма

Сукровичные вишни оплавит –

И превьется о хлебах сурьма,

Аще пурпур бессмертие славит.



Утром слуги отмоют полы

И винтажие мраморных лестниц,

И ярким алавастром столы

Вновь уставит хор юных прелестниц.



Нас камены сюда завлекли

Чтить всетаинство смерти, на хвою

Льется мгла, по какой и вели

Их к письма гробовому сувою.





XXII



Потемнели яркие сады,

Сон юдоли тоску навевает,

Биты червой августа плоды,

Пусть каждят, яко вечность бывает.



Август, август, мы чада твое,

Се узор твой унылый, закатный,

Пирование дивно сие,

Ах, арома, ах, воздух мускатный.



И еще белый хлеб нанесут,

И опять станут юды цениться,

И во сенях благих не спасут,

Но мы будем всенощно им сниться.



XXIII



Паче звезд воски траурных сех

Божевольных пасхалов, к Эребу

Их соклоним, о наших власех

Пурпур ветхий равенствует небу.



Вижди, вижди, сколь мы взнесены,

До пенатов и как дотянуться,

Нам юдицы нанесли во сны

Тусклых лилий, над семи ль очнуться.



Ах, зерцал червотечность язмин

Всепогибельный пусть обеляет,

Где виется по желти кармин

И лишь мгла цвет небес разбавляет.



XXIV



От пурпурно-кровавых виньет

Мы ослепли и цвета не имем,

Нощь свое диаменты виет,

Как алмазный венец и поднимем.



Яко мало еще сукровиц

Небовольным – порфирность берите,

Вы алкали чумных косовиц,

Так хотя наши муки всезрите.



Мы и станем садами брести,

Звезды плесть со дворцового тюля

И червовою нитку вести

По тлеющимся вишням июля.



XXV



Яства чинят гиады, столы

От емины и хлебов ломятся,

Аще ночь, восточимся из мглы

С диаментом, пусть Иды кормятся.



Суе речь, мы одне предстоим,

Никого, никого не осталось,

Воск пасхалов и звезды таим,

Миррой таинство их сочеталось.



Но и мало юродным сурьмы

О челах, се каморы иль нети,

Вижди нас, это, Господе, мы –

Изваянья в отравленной цвети.