вопрос к Патриции, как специалисту. | страница 2

поясни. Я теперь немного теряюсь когда ты про сэкис пишешь. Ты в трио пишешься? Не, ну любители всякие бывают, но ты как то не вписываешься в букэтик

 

Трёх девчонок на двоих -было б интересно.

 

двое эт ты и твоя рука? и одной много.

 

билетёршей не потяну ответственно слишком-деньхи бальшиеее

 

Через недельку в Испанию улетаю, пару девчонок с собой прихвачу.

А ты давай, работай дальше, не отвлекайся.

 

хорошо.

поломойкой пайдешь? ну и подработка само собой- когда пат на сезонном отдыхе.

так и накапает ... на теплую жизнь

Поработаю за себя и за тебя...

Ни в чем себе не отказывай!

 

вот видишь, как тебя Тоха ценит, в поломойки предлагает, а у меня ценным работником была бы и на старых газетах у холодной батарее не спала бы. Всё матушка, вагон тронулся, оПИЗдала.

 

ничего ты ,борода. не понимаешь. Я ее не под каким соусом не хочу отпускать-хоть и уборщицей, а чтоб при мне была. А в потенциал я ее верю-не зряж предлагаю попробовать пробно помыться на бис.

во как...

 

По четвергам, после баньки, Шлямбур, Вексель и Хорякин по обыкновению отправлялись в притон к знакомым дблдям, или проще - к женщинам тяжелого поведения, чтобы немного оттянуться, вкусить все прелести земного существования, человеческого общения, торжества разума.

Хозяйка притона, толстушка тетя Густа, встречала постоянных гостей приветливой оплеухой, легкой затрещиной или на худое начало отборнейшей матершиной. Все это под звуки бравурного марша "Гром победы раздавайся..."

Разомлевшие, распаренные, румяные, чистенькие, мужчины рассаживались в глубоких кожаных мягких креслах, закуривали самокрутки, скрученные скрюченными от пара пальцами, и, негромко ведя легкомысленную политическую дискуссию, ожидали дблдей.

Минут через пятнадцать в коридоре раздавался тяжелый гулкий топот, громкое ржание грубых прокуренных голосов, комната мгновенно наполнялась смрадом, смесью пота, несвежей пищи, дешевого вина и дорогой косметики. Девчата тяжелого поведения вваливались шумной многоголосой разноязычной толпой, наполняя залу ощущением нетерпимости и простодушия.

Они были все такие разные, и в то же время такие одинаковые: черные, смуглые, белоснежные, желтые, красные и даже синеватые. Выражение брезгливой отчужденности и некой инфернальной глумливости блуждало неясной тенью по их истерзанным нелегкой судьбой лицам. Некоторые из них совсем уже утратили женские черты и первичные половые признаки. В фуфайках и замасленных спецовках на голое тело, небритые и оттого усатые, некоторые с клочковатыми пегими редкими бородками, они уже мало чем напоминали очаровательных, нежных, грудастых земных божественных созданий, ради которых мужчины забывали горести и печали, гордость и мужество, чувство долга и платежа.

Схватив перепуганных мужчин за грудки, за фалды, за шкирки, женщины с шумом, гиканьем, улюлюканьем, словно стая безумных индейцев, пинками гнали их по длинному коридору в тесные сырые нумера. Мужчины же, неловко защищая руками лица от ударов, уворачиваясь от пинков и затрещин, падая, путаясь в полах шлафроков, стеная и матерясь, неслись впереди толпы, плотно сжав от боли губы и стараясь не смотреть друг другу в глаза.

В номерах ударами ног разгоряченные дблди загоняли испуганных ребят в угол, на узкие неструганные нары и, рассевшись перед ними, словно пионеры на сборе, прямо на грязном полу начинали наперебой изливать свои грязные, словно помои, души. Кто-то рассказывал о нелегкой доле, об обманутых надеждах; кто-то - о несчастной любви, о многочисленных неизлечимых заболеваниях, о низких заработках, о землетрясениях, о футболе и извращенных формах сексуальных домогательств. Гул, конечно, стоял, что на вокзале. Разумеется -ничего понять было невозможно. Да и нужно ли было это? Женщины старались перекричать друг друга, выплеснуть накопившуюся ярость на этих невзрачных мужичков, пришедших сюда развеяться от серых невыразительных будней и тягот семейной жизни.

Ни о каких интимных взаимоотношениях в такой обстановке не могло быть и речи! Многие женщины страдали тяжелой формой врожденного садизма и время от времени со страшным воплем впивались руками в волосы клиентов. Мазохистки тут же оттягивали их от мужчин, получая свою долю ударов и плевков.

Ярко выраженные дебилы что-то неясно излагали на каком-то одним им понятном гортанном наречии.

По истечении положенного часа, Шлямбур, Вексель и Хояркин, заплатив по счету тете Густе, усталые, но довольные, возвращались домой, к своим обрюзгшим, отекшим, усталым, раздраженным женам. Пытаясь заглушить чувство вины и отвращения, они охотно брались за исполнение самых невероятных супружеских фантазий. Ведь как всегда после посещения притона, у них появлялось неясное томящее влечение к своим женам.

 

Браво! Пожалуй, лучшее за все время .

в цитатник!

 

Не читал. Удалено модератором.

Пользователь заблокирован на 3-е суток за оскорбление пользователей и троллинг.

Модератор.

 

не пояснишь, кого назвал нехорошо?

 

вас

 

правильно ответила. хватит мужики задротами быть

 

немного в замешательстве. Толи кнопку жалобы нажать, то ли нахui послать- не соображу.

Общались люди, стебались весело-пришел то ли бухой, то ли с .. сорвавшийся и всех облаял.

 

(Зарегистрируйтесь или Авторизуйтесь)

Петрищевой несказанно повезло. Совершенно случайно в ночном клубе она познакомилась с симпатичным молодым человеком, который к тому же оказался замечательным неутомимым любовником, искушенным в науке любви. Петрищева терпеть не могла тихих размазней, которые напоят на рубль и целый вечер кормят сказками о своих подвигах да пытаются казаться остроумными, из кожи лезут вон... Юмористы! Бывали и такие, которые норовили сводить Петрищеву в театры! От таких идиотов Петрищеву буквально воротило! Несколько раз ей становилось дурно в театре. Встречались в ее насыщенной жизни и такие хамы, которые запросто, бесцеремонно могли прочитать ей стихи, а то и спеть песню! Брр-р-р-р! Петрищеву передернуло от отвращения...

Этот был совсем не таким! Он сразу оценил обстановку, едва только взглянул на ноги Петрищевой, торчащие из-под стола на два метра. Подошел и, не слова не говоря, грубо схватил ее за руку, заломил ее назад и решительно, по-мужски увел к себе домой, лапая по дороге руками ее за грудки и подмышки, неистово целуя в шею, в спину и в ногу.

О! Нет! Он не был грубым, этот неистовый Ромео! Он был грубым лишь в той мере, в какой необходимо женщине, чтобы ощущать себя желанной и красивой в его крепких накаченных ручищах!

Он швырнул ее на кровать и набросился, словно барс на витязя в тигровой шкуре, срывая с нее немногочисленные одежды. Он не отпускал ее из объятий всю ночь, обладая ее телом до изнеможения, до исступления, до посинения. Под утро Петрищева с черными кругами под глазами нашла себя растерзанной, изнуренной и опустошенной. Тело играло и пело от небывалого удовлетворения. Петрищева уже несколько раз была замужем, но такого чуда еще не испытывала никогда.

 

гребёт много, ладно, так сама не откликается, всё шхерами, хрен поймаешь , то ли цену набивает. Видно и вправду волосы отростила, некогда, при делах

 

спереть боисся?

 

пропить...

ей рубль дай-она ночевать не придет

 

привет, как на морях? а ты в билетёрши пойдёшь?